Издательство Додо Пресс: издаем что хотим

Голос Омара

«Голос Омара» — литературная радиостанция, работающая на буквенной частоте с 15 апреля 2014 года.

Исторически «Голос Омара» существовал на сайте «Додо Мэджик Букрум»; по многочисленным просьбам радиочитателей и с разрешения «Додо Мэджик Букрум» радиостанция переехала на сайт «Додо Пресс».

Здесь говорят о книгах, которые дороги ведущим, независимо от времени их публикации, рассказывают о текстах, которые вы не читали, или о текстах, которые вы прекрасно знаете, но всякий раз это признание в любви и новый взгляд на прочитанное — от профессиональных читателей.

Изначально дежурства букжокеев (или биджеев) распределялись так: Стас Жицкий (пнд), Маня Борзенко (вт), Евгений Коган (ср), Аня Синяткина (чт), Макс Немцов (пт), Шаши Мартынова (сб). Вскр — гостевой (сюрпризный) эфир. С 25 августа 2017 года «Голос Омара» обновляется в более произвольном режиме, чем прежде.

Все эфиры, списком.

«Голос Омара»: здесь хвалят книги.

Макс Немцов Постоянный букжокей пт, 1 августа

Бестиарий судьбы

«Мотель "Парадиз"», Эрик Маккормак

На смертном одре дедушка завещал юному Эзре Стивенсону историю — дикую и причудливую. О четырех братьях и сестрах с библейскими именами — Эсфирь, Захария, Рахиль и Амос. Их отец, судя по всему, совершил такое, по сравнению с чем бледнеют любые кошмары. Эзра вырос и отправился на поиски мифических героев старой истории. Ответы находились в разных местах — в Институте Потерянных, в глубине южных джунглей, в гостиных серебряных старцев… Но доверять не стоило никому.

Bestiarum vocabulum, как нам говорит энциклопедия, — это компендиум зверей. В Средние века читающая публика (которой, правда, было не так много, как сейчас) любила такие книги — богато иллюстрированные сборники описаний настоящих и мифических животных, птиц и даже камней. Их внешность, повадки и свойства, как правило, сопровождались неким моральным уроком. Например, считалось, что зверь пеликан имеет привычку раздирать себе грудь и вскармливать потомство собственной кровью, а потому есть живое воплощение Христа. Люди свято полагали, что весь мир вокруг — Слово Божье, следовательно, все в нем имеет глубокое символическое значение. Хотя иногда ученые уже Нового времени отыскивали подтверждение архаическим представлениям о природе. Угадайте, что на самом деле видели древние, наблюдая за пеликаном…

Писатель подобен такому творцу-вседержителю. Он создает свой мир по собственным — часто весьма причудливым — законам, и те, кого он поселяет на страницы своих книг, подчинены ему абсолютно. Литературные герои могут быть сколь угодно своевольны, однако слово автора для них — закон. Да и как иначе, если возникли они исключительно в его воображении?

Эрик П. Маккормак родился в 1938 году в бедном промышленном городке Беллшилл под Глазго в семье сталелитейщика. Изучал английскую литературу в Университете Глазго, преподавал в средней школе шахтерского городка Мьюиркирк в Шотландии. В 1966 году уехал в Канаду для научных изысканий в университете Манитобы, где и защитил диссертацию по энциклопедическому труду английского писателя-эрудита Роберта Бёртона «Анатомия меланхолии». С 1970 года преподает в Университете св. Джерома в Ватерлоо (Онтарио): специализируется на литературе XVII века и современной беллетристике, пишет стихи и прозу.

Вот по всему по этому он попробовал иначе поступить со своими героями — и появился роман-загадка «Мотель “Парадиз”», этот современный бестиарий судьбы, в котором нельзя верить никому. Ни словам на бумаге, ни героям, многие из которых знакомы нам по другим книгам этого писателя, ни рассказчикам чудесных и жутких историй, которыми наполнена эта книга, ни… вы угадали — самому автору. Маккормак, правда, щедрой рукой лукаво рассыпал по всей книге подсказки, но я почему-то уверен: ни у одного из читателей этой книги головоломка не сложится одинаково.

И каждый увидит своих причудливых зверей, о которых нам рассказывает «Мотель “Парадиз”». Они не будут похожи друг на друга.

P.S. А напоминаем мы вам об этой книге потому, что в августе этого года выходит новый роман Эрика Маккормака, который называется "Облако". Его уже называют "шедевром литературной готики", и как раз в этом случае я готов верить издательской аннотации. Приключения в слегка альтернативной литературной вселенной Маккормака никогда не разочаровывают. А у нас появится еще один повод пикетировать местные издательства.

Аня Синяткина Постоянный букжокей чт, 31 июля

Терпеть не могу русские пьесы

"Риверсайд-драйв", Вуди Аллен

 ШЕЙЛА (глядя в окно; задумчиво). Смотри, Норман: гуси вернулись. 

НОРМАН. Похоже на реплику трагической героини в русской пьесе. 

ШЕЙЛА. Терпеть не могу русские пьесы. Ничего не происходит, а денег дерут, как за мюзикл.


Нью-Йорк Вуди Аллена — город, где бомжи разговаривают с вами о Сартре, незваные гости достают компрометирующие дневники из потайных ящиков вашей гостиной, писатели обсуждают с собственными персонажами, какую придумать развязку. Три пьесы — три улицы, где бесцеремонные незнакомцы в союзе с не менее бесцеремонными обстоятельствами ненароком переворачивают вверх тормашками вашу нормальную, налаженную (ну хорошо, пусть несколько сложносочиненную, но вашей жене об этом знать ни к чему!) личную жизнь. Казалось бы, такой потенциал для трагедии — но только не на этих улицах, это же Нью-Йорк Вуди Аллена. Здесь случается, к счастью, исключительно насмешливый мюзикл. За то мы его и любим. 

Евгений Коган Постоянный букжокей ср, 30 июля

С местечковым приветом

Михаил Каганович, «’А… Начало романа»

Как-то я сел на Садовом кольце в разваливающиеся на ходу «Жигули». Дело шло к двум ночи, и я даже не подозревал, что будет дальше. С водителем — приятным мужиком лет пятидесяти с рыжей бородкой и в кепке, мы сразу разговорились. Через пару минут разговора он начал шутить. «Знаете, вот такая шутка у меня есть, из старого – целую в губки, далее везде, — пошутил он. — Или вот еще одна, например, тоже из старого — целую в губки, далее везде, остановка по требованию», — и радостно засмеялся. Я вежливо ухмыльнулся в ответ. И тут он сказал что-то на идише. «Вы знаете идиш?» - спросил я. «Абиселе», — сказал он. «А это что?» — спросил я, указывая на четки с крестиком, болтающиеся на зеркале заднего вида. «Я крещен в православие, — привычно ответил он, — и это мне не мешает. Вот многие думают, что евреи-выкресты были антисемитами, и этому есть много примеров. Карл Маркс — это же чудовищный был антисемит, патологический! Или русский поэт Фет — впрочем, по поводу его еврейства еще много вопросов, он же скрывал свое еврейство, ненавидел евреев. С другой стороны, Гейне — приличный человек. Так что не всегда выкрест был антисемитом. Знаете, мой отец, Царствие ему Небесное, тоже крещеный, как-то бросил курить. И вот когда его спрашивали, можно ли при нем закурить, он всегда отвечал — я из тех евреев, которые, покрестившись, не становятся антисемитами. В смысле, курите, сколько хотите, если вы понимаете. Я, кстати, тоже бросил…» А потом помолчал немного и добавил: «Я, между прочим, еврейский писатель. У меня два романа вышли, их можно купить в «Библио-Глобусе» и «Фаланстере». Если вам интересно, то лучше начинать с романа «На конной тяге», он попроще, а уже потом читать «Начало романа», если вдруг захотите. Меня зовут Михаил Каганович». И тут как раз мы приехали.

Мне, в общем, стало интересно. Потому что, и вот тут начинаются два слова про издательский бизнес в России (а, возможно, и в мире, я не знаю) — а если, подумал я, меня за 200 рублей подвозил новый Бабель? То есть, вряд ли, конечно, но ведь издал он книжку за свой счет мизерным тиражом, и хрен мы когда о ней узнаем, потому что кому это надо. И я, в общем, пошел в «Фаланстер». Где книг Михаила Кагановича не оказалось. А до «Библио-Глобуса» я не дошел. Потому что через какое-то время нашел издательство, выпустившее книжки Кагановича (каждый из двух романов – в количестве 650 экземпляров и с предисловием о том, что это — событие в отечественной литературе) и заказал оба романа на их сайте. Через неделю позвонил им, и они сказали, что привезти книги сейчас не могут, потому что у них все заболели. И я — еврейское счастье, если вы понимаете, — сказал, что подъеду до работы к ним на склад. И подъехал до работы к ним на склад. Где и купил оба романа Михаила Кагановича.

Оба романа оказались двумя частями трилогии «’А», первый — «’А… Начало романа», второй — «’А… На конной тяге», третий еще не вышел, насколько мне известно. Я пока прочел только первый, который «Начало романа», и вот что хочу сказать. Это — очень хорошая книжка, в которой еврейский писатель Михаил Каганович рассказывает про еврейское местечко Казимеж примерно с середины XVIII столетия. Рассказывает, поминутно сбиваясь то на подробный рецепт гефилте фиш, то на разъяснение еврейских традиций и идишских выражений, перескакивая из одного времени в другое и тасуя на ходу истории, что твой шулер — колоду крапленых карт. Причем книга написана, что называется, «поэтическим языком» (звучит это словосочетание омерзительно, но я не знаю, как еще назвать такой язык — все-таки я не книжный критик, а книжные критики эту книжку не читали). Я вот раньше думал, что еврейская литература в России кончилась вместе с местечками, потому что подпитки для нее нет, а тут на разваливающихся «Жигулях» в ночи появляется какой-то там Михаил Каганович и с кажущейся легкостью эту литературную традицию продолжает.

Мне отчего-то очень хочется, чтобы про писателя Михаила Кагановича узнало как можно больше людей. Не уверен, что он заработает себе литературой на новые «Жигули», просто книжка хорошая.

Этот текст в немного сокращенном виде выходил несколько лет назад на сайте "Сноба". Но книжка очень хорошая, так что...

Маня Борзенко Постоянный букжокей вт, 29 июля

Ибо ночь темна и полна ужасов

"Братья Львиное Сердце", Астрид Линдгрен

Как истинно детский писатель, Линдгрен на первых же десяти страницах убивает главных персонажей, оба несовершеннолетние. Тут вам не Игра Престолов, где этого фиг дождёшься. Малыш 8 лет просто должен умереть с первой же строчки, книга начинается с ожидания его смерти, а потом у них очень удачно загорается дом, 12-летний брат пытается спасти младшего и умирает. Ну и младший следом, чо.

Они, поскольку это таки сказка, попадают в волшебную страну Нангиялу, в Долину Вишен, где время костров и сказок, лошадей и луков, песен в трактирах, радостной помощи друг другу, у каждой семьи есть дом, увитый плющом и тут же — бам! бам! — кровавый тиран, попытки сопротивления, пленник в пещере чудовища, предатель в долине!.. 

Старший брат отправляется вызволять пленника, младший не выдерживает и через несколько дней отправляется за ним, на него нападает волк, он случайно подглядывает, как предателю выжигают клеймо, и заверте....

Любите ли вы детские сказочки, как люблю их я?:)

Стас Жицкий Постоянный букжокей пн, 28 июля

Транслейт и немного истории

"Дикая собака динго, или Повесть о первой любви", Рувим Фраерман

Эта книжка написана так, как будто ее сочинял для землян хорошо законспирированный инопланетянин. Советский ребенок этого понять не мог и читал книжку как нормальную, а постсоветский взрослый в моем лице это ощутимо осознал. Там всё не по-земному – и описания загадочно-нетипичной природы, и удивительно механические действия героев, почти убедительно имитирующие натуральность, и даже их речь, словно переведенная каким-то инопланетным гуглтранслейтом. От этого книжка приобретает сильнейшие загадочные свойства, посему и стоит ее перечитать (или прочесть впервые) взрослому читателю с планеты Земля.

И еще одно любопытное сведение: есть обоснованное подозрение, что действие повести происходит в дальневосточном городе Николаевск-на-Амуре, хотя в книжке нет ни одного конкретного слова о географической принадлежности места – разве что намеки на отдаленность и климатическую суровость. Нет в повести и временной привязки – все, что там происходит, запросто могло случиться в любом году, начиная с 1920-го и заканчивая – да хоть бы 1960-м (хотя повесть была опубликована в 1939-м). Город же этот, близкий к Сахалину мультинациональный, богатый и тогда красивый центр золотодобычи, был в 1918 году оккупирован японцами, а в 1920 году “освобожден” отрядом непонятно за кого воюющих партизан под командованием дважды георгиевского кавалера анархиста Тряпицына, который мало того что вероломно уничтожил почти всех японцев, пообещав им сперва мир и благоденствие, но и город спалил практически дотла, и убил более 4000 местных жителей. Потом Тряпицына за это расстреляли большевики, но дело не в этом. А дело в том, что Рувим Фраерман воевал в его отряде. Причем как-то у него вышло так, что он дожил после этих приключений до 1972 года и умер незамученным в 80 лет. И этот факт, если с ним познакомиться до перечитывания, добавляет книжке фантастического налета.

Макс Немцов Постоянный букжокей вс, 27 июля

Немного солнца в холодной воде

Наши удивительные литературные новости

Так, что мы имеем на сегодняшний день? Сначала картинки, потом все остальное.

Независимое издательство «Devault-Graves Agency» из Мемфиса, Теннесси, не просто официально выпускает три ранних рассказа Джерома Дэйвида Сэлинджера, а выпускает их *иллюстрированными*. 23-летней художницей из Бруклина по имени Энн Роуз Йокен. Программа по изданию неопубликованного наследия Дж. Д. тем самым началась и продлится следующие шесть лет. Непонятно только, как удалось добиться от наследников разрешения иллюстрировать его тексты — сам Сэлинджер был бы этим очень недоволен.

Еще про иллюстрации. Общество «Фолио» заказало Джону Вернону Ллойду иллюстрации к ночному роману Джеймса Джойса «Finnegans Wake». За два года художник сделал 11 картинок. Очень старался, я не шучу, посмотрите сами.

Немного чистых и бессмысленных картинок. Здесь можно насладиться полезной инфографикой о наших читательских предпочтениях в кабинетах задумчивости, уединения и прочей активной деятельности кишечника. А вот здесь в наглядном виде представлено резюме Шерлока Холмса. Я не знаю, насколько эти сведения могут нас обогатить, но выглядит все очень нарядно.

Кстати, о Холмсе. Умелец Брайан Джозеф Дейвис занимается тем, что составляет фотороботы литературных персонажей. Холмс у него, правда, как полагают, скорее похож на помесь Миджа Юри из «Ультравокса» и Уильяма Берроуза, но намерение засчитывается. Также на его стенде «Их разыскивает полиция» — мадам Бовари, Рочестер, Гумберт Гумберт, Дейзи Бьюкенен и другие.

О Берроузе заодно. Талантливый человек талантлив во всем, как известно, поэтому никого особо не удивило, что вышел альбом его отличных фотографий «Taking Shots: The Photography of William S. Burroughs». Удивительно, что только сейчас.

О пользе картинок. Здесь рассказывается чудесная история о том, как в начале ХХ века детская книжка «Маленький красный маяк и большой серый» Хильдегарды Свифт, проиллюстрированная отцом современного графического романа Линдом Уордом спасла собственно маленький красный маяк под большим серым мостом. Он и посейчас — единственный маяк на острове Манхэттен. Читатели отстояли.

Немного статистики. Утверждают, что средние книги за последние сто с лишним лет стали толще. В 1904 году объем тома составлял в среднем 219 страниц, в 2014-м — 345. Это, мне кажется, неплохо — я люблю толстые книжки, многие из вас, я уверен, тоже. Но вот не все издатели с этим согласны. Например, стало известно, что Уильяму Т. Воллманну его издатель поставил условие в контракте — не больше 700 страниц. Воллманн с пятым томом своей «индейской саги» размахнулся до 2100, издатель встретил такой объем без особого энтузиазма, поэтому писатель сократил книгу до 2300 страниц. Ибо нефиг. Это волюмометрический волюнтаризм, разновидность цензуры.

Кстати, о цензуре. Здесь вы найдете неплохой обзор сразу трех недавних изданий о ней и о том, как с нею бороться: «Дело Живаго: Кремль, ЦРУ и битва за запретную книгу», «Самая опасная книга: Битва за “Улисс” Джеймса Джойса» и «Фетва Рушди и после». Три истории из истории литературы ХХ века — как ни печально, в XXI-м они сохраняют свою актуальность.

На краудфандинговой платформе «Кикстартер» началась кампания по сбору средств на издание «Библии». Нет, не просто на очередное издание «Библии», на это денег вряд ли соберешь. Художник Эдам Льюис Грин давно хотел издать это произведение как литературный текст, а не пособие по промыванию мозгов или учебник по нетерпимости. Без глав. Просто текст. Просто литература.

Ну и про фантастику. Франшизе «Звездного пути» скоро исполняется полвека, и по этому поводу Марк Олтмен и Эдвард Гросс готовят том под названием «Задание на 50 лет: полная нецензурная и неавторизованная устная история “Звездного пути”». Только тру-фанатам.

А книжный магазин «Амазон» (это же просто книжный магазин, правда?) уже заказал пилот к телесериалу по роману Филипа К. Дика «Человек в высоком замке». Писать его будет бывший сценарист «Х-папок» Фрэнк Спотниц.

Вот такие у нас сегодня новости, а о других вы узнаете в других местах. Не выключайте ваши литературные приемники, настроенные на радио «Голос Омара». Чтение книжных новостей облагораживает душу и окружающую среду.

Шаши Мартынова Постоянный букжокей сб, 26 июля

Город мечты из него свалить

"Чемоданный роман", Лора Белоиван

Вообще-то я жухаю: "Чемоданный роман" я читала в том виде, в каком его опубликовал АлексанНиколаич Житинский в книге Лоры "Маленькая хня", но специалисты утверждают, что в исправленном дополненном отдельно изданном недавнем виде он еще краше. Так что, в общем, всем на радость жухаю. А этот эфир посвящен в основном Лоре Белоиван, потому что она сама и есть ее Главный Роман.

Лора — напалм. В смысле она так пишет, что у меня подскакивает вмонтированный ртутный столбик — и потому что смешно, и потому что потом внутри как в чистом поле: грустно, тихо и очень много хорошего места образуется. И на нем растет фантом города В. и цветы настоящего русского языка.

Лору половина Рунета читала в жэжэ всё свое детство и отрочество, а вторая половина, которая не читала, немножко просрала кое-что очень всамделишное. Но не всё: вот вам книга, можно догнать.

Лора знает до фига жизни — и зверей (домашних и вольноотпущенных), и людей разной степени невменяемости, и иных не сходу определяемых самоходных организмов. Лора живет в деревне — по своей личной врожденной воле. А деревня эта — на краю нашей родимой туши суши, на которой (туше суши) так или иначе говорят по-русски, — под Владивостоком. У Лоры в хозяйстве целый зоопарк, жизнь рядом с ней постигает персонаж по имени Ветеринар, а еще есть персонаж Казимирова и некоторые другие. А еще Лора работала на морских судах и знает всё про борщ в шторм. И спасает тюленей. И пишет в разные газеты и журналы. И рисует рыб.

Ладно, "Чемоданный роман". Эвфемизм-фри, смешной, горестный, щедрый текст про то, что из некоторых городов фиг уедешь, хоть люби их, хоть ненавидь. Про Дальний Восток, про людей и зверей, которые там живут, про город В., который никогда не был похож ни на один другой советский населенный пункт нашей туши суши. Никаких компромиссов, друзья: есть пишущие по-русски люди, в которых жизни напихано больше, чем живого веса. И не то чтобы все налаживается, нет, и не то чтобы все к лучшему. Тоже нет. Просто до чёрта жизни как-то. Огромной.

Лорины тексты — батарейки. Заряжайтесь жизнью.

Макс Немцов Постоянный букжокей пт, 25 июля

Детство в полосатой пижаме

"Мальчик в полосатой пижаме", Джон Бойн

Дети становятся старше. Не в том смысле, что рано или поздно они подрастают, а в том, что пресловутый «младший и средний школьный возраст» сейчас способен впитать гораздо больше данных и чувств, нежели могли предложить школьные бестселлеры моего детства — какие-нибудь «Максим в стране приключений» или «Последний день туготронов». И как бы нежно сейчас ни относились к Валентине Осеевой, «Васек Трубачёв» не считается — это все же по другому ведомству, штатскому. Литературного мусора в детстве поглощалось много, всего не упомнишь. Хотя не слышится ли в этом некий холодный смех ангелов? Поищите сейчас сайт издательства «Детская литература», и с немалой вероятностью гуманный Google скажет вам так: «Warning — visiting this web site may harm your computer!» Раньше предупреждать надо было, пока мы не увидели всех этих белочек, ежиков и заек.

О том, что детская литература «взрослеет», всерьез заговорили не очень давно, и, конечно, разговоры по новой традиции начинаются с известной литературной сказки о раненном в лоб очкарике. Хотя эпопея Джоан Роулинг способна вызвать дискуссии о чем угодно, вплоть до «загадочной еврейской души», это не единственное произведение рубежа веков, пересекшее жанровые и возрастные границы. Условно детскую книгу в 2006 году выпустила радикально «взрослая» и подчеркнуто «провокационная» Дженет Уинтерсон — и это не было сознательным маркетинговым ходом издателей, уловивших тенденцию. В романе «Tanglewreck», до сих пор не существующем по-русски, Уинтерсон, признанный голос гей-движения, рассказывает юным читателям сказку — но не о трагической любви людей одного пола, а о метафизическом и философском постижении времени и пространства. А Маркус Зузак, вообще-то получивший известность в Австралии как автор «подростковый», наоборот, написал детскую книгу о Второй мировой войне, настолько пронзительную и страшную, что ее, похоже, оценили преимущественно взрослые, включая кинематографистов.

Вот об этом — о страшном, о кошмарной истории прошлого века — мы в детстве и помыслить не могли. Нам, конечно, рассказывали страшное, но там было все понятно: вот наши, вот фашисты. Белое и черное, красное и коричневое. От всего ужаса исторической неоднозначности нас старательно оберегали, чтобы не сбить прицел. И только сейчас появляются люди, которые не боятся всерьез говорить с юными читателями о том, как непросто разобраться во всем, что осталось за страницами учебников и книг для чтения. Не только о «любви к родине (tm)» или подвигах пионеров-героев. Да, время все расставляет по местам, но кто обещал, что расстановка будет игрой в «музыкальные стулья»?

Ирландский писатель Джон Бойн (р. 1971) — автор шести романов, из которых два в России стали известны давно: «Похититель вечности» и «Криппен». Оба — вроде бы криптоисторические «массовые» бестселлеры, и интересны они в первую очередь авторскими экспериментами со временем и с переосмыслением некоего исторического опыта. Но в 2006 году свет увидела его детская повесть «Мальчик в полосатой пижаме». В сухом остатке: книга переведена больше, чем на тридцать языков, получила или была номинирована на примерно 15 литературных премий, вышла экранизация с Дэвидом Тьюлисом.  

Фильм «Мальчик в полосатой пижаме» снимался в апреле-июле 2007 года в Будапеште. В одной из главных ролей — английский актер Дэвид Тьюлис, которого российские зрители прекрасно знают по множеству ролей, в частности — Поля Верлена в драме Агнешки Холланд «Полное затмение» и Римуса Люпина в экранизациях «Гарри Поттера». Английский режиссер Марк Херман известен меньше, хотя его фильм «Brassed Off» (в российском прокате — «Оркестранты отложили свои трубы») в 1998 году получил французскую кинопремию «Сезар» за лучший иностранный фильм. Кто-то может припомнить его фильмы «Во всем виноват посыльный» («Blame It on the Bellboy», 1992) и «Голосок» («Little Voice», 1998). Совместным англо-американским производством «Мальчика в полосатой пижаме» управляет компания «Мирамакс», в европейский прокат фильм вышел в феврале 2008 года.

При этом Бойн остался верен своей особой разновидности историзма. «Мальчик в полосатой пижаме» — повесть-притча о Холокосте. Написана она с точки зрения девятилетнего Бруно, у которого в жизни все хорошо: большой дом в большом городе, любящая мама и строгий авторитет-папа. Плохо одно — его изводит старшая сестра Гретель. Мальчик постигает окружающий мир, и мир этот открывается ему причудливыми гранями. Причудливыми для него, но не для нас: его «детства-чистыми-глазенками» мы прозреваем, что он — немец, живет в Берлине, и папа у него — какой-то большой начальник, на которого возлагает немалые надежды некто по прозвищу «Фурий» (и у нас в головах уже звенят звоночки и раздается знакомый по кинохронике взвинченный голос). И вот — самая большая неприятность: папу переводят из Берлина в какое-то место, которое мальчик упорно и неправильно называет «Out-With». Бруно и его семья поселяются — да, вы угадали, рядом с Аушвицем-Освенцимом, и комендантом лагеря, как легко понять, назначен папа. В окно своей спальни Бруно видит большой проволочный забор, за которым роится масса людей в странных полосатых пижамах. Они живут в больших хижинах большими же, как представляется Бруно, и счастливыми семьями. А ему не с кем играть, друзей на новом месте нет — вот он и пускается вдоль этого забора путешествовать. И по другую сторону находит себе друга — мальчика по имени Шмуэль…

Жуткий угол зрения на самую острую боль ХХ века не должен никого отвратить. Да, книга непривычная. Детский взгляд на чудовищные вещи может дать юному читателю первое представление об этой кошмарной грани человеческой истории. Пафос у Джона Бойна далеко не карамельный: мы, взрослые, вроде бы не испытываем симпатии к Бруно, но, если вдуматься, он — совершенно обычный мальчишка, в меру избалованный, в меру безмозглый. Он просто не представляет, чем занимаются его папа и та страна, где ему выпало родиться. Как, в общем, слабо представляли в таком возрасте и мы. Он впервые знакомится с чудовищной машиной уничтожения людей — и так и не понимает, что это такое, до самого конца. Но вот фокус для нас, воспитанных на «Четвертой высоте» и «Алых погонах»: мальчик-то отнюдь не монстр Гитлерюгенда. Он таскает своему другу еду, условно приглашает его в гости и — самое главное — хочет прийти в гости к нему. Это же так естественно — ходить друг к другу в гости, правда? Бруно помогает Шмуэлю искать пропавшего папу. Честно пытается понять, что значит слово «жид». Как и Лизель из «Книжного вора», живет человеческой жизнью в нечеловеческое время и в нечеловеческом месте. И в гости к Шмуэлю в конце концов попадает. Но когда, переодетый в арестантскую «пижаму», спохватывается, что вроде бы пора возвращаться домой к ужину, партию заключенных гонят куда-то «маршем».

Финал ясен. Благополучная семья не дождалась сына — ни к ужину, никогда. Через некоторое время строгий папа находит кучку детской одежды у забора и лаз под проволокой и с ужасом — вроде бы — сознает, что случилось с сыном. Поэтому, когда за папой приходят «какие-то чужие солдаты» (а действие повести происходит в 1943-1944 годах), ему уже «все равно, что они с ним сделают».

А Бруно? Бруно, в общем-то, был счастлив, хотя по-прежнему не понимал в этом странном мире ничего.

«Он опустил голову и сделал такое, чего, по правде сказать, не делал никогда: взял крохотную ручку Шмуэля в свою и крепко сжал.

— Ты мой лучший друг, Шмуэль, — сказал он. — Мой лучший друг на всю жизнь.

Может, Шмуэль и открыл рот, чтобы ему ответить, но Бруно так ничего и не услышал. Потому что в этот миг все, кто маршировал, громко ахнули, и вздох этот заполнил комнату, а двери вдруг закрылись, и снаружи лязгнул металл… А потом в комнате стало очень темно и, несмотря на суматоху, Бруно понял, что по-прежнему держит Шмуэля за руку и ничто на свете не заставит его эту руку отпустить».

Такая вот «детская литература». «Хорошая ли это мысль — предлагать детям книгу о Холокосте?» — задавался вопросом осторожный литературный критик газеты «Обсервер». Ну а как вы предлагаете об этом с детьми говорить? Не говорить вообще? Кто знает, не будь наши собственные мозги так качественно прополосканы из голубых чашек, не будь души избиты нунчаками и геками — и судьба у барабанщика, глядишь, была бы иной.

Нет, уж лучше так, жестко и непривычно. Честнее. Как поступил, представляя книгу, английский издатель «Мальчика в полосатой пижаме»: «Нам кажется важным, чтобы вы начали читать эту книгу и сами разобрались, о чем она. Вы отправитесь в путешествие с девятилетним мальчиком Бруно (хотя книга эта — вовсе НЕ для девятилетних мальчиков). И рано или поздно вместе с Бруно вы придете к забору. Такие заборы до сих пор понаставлены по всему миру. Мы надеемся, что вам с ними встретиться не придется». 

Впервые опубликовано на Букнике.

Аня Синяткина Постоянный букжокей чт, 24 июля

Фигура слушателя

"Частные лица" (сборник интервью), Линор Горалик

Эту книжку я читала в какое-то очень темное время года, рано утром перед выходом на работу. Месяц или два, каждое утро по несколько страниц с любого места и до любого места. Каждое интервью — в этом, первом, томе сборника, их тринадцать — это отдельное окно в чужую биографию и заодно в чужую голову, и читатель, благодаря формату, волен ходить из головы в голову как придется. А попадать в чужую голову — очень целительно для собственной. 

Охваченные головы, в порядке появления: Михаила Айзенберга, Сергея Завьялова, Владимира Гандельсмана, Дмитрия Кузьмина, Александра Бараша, Алексея Цветкова, Веры Павловой, Натальи Горбаневской, Федора Сваровского, Сергея Гандлевского, Александра Скидана, Елены Фанайловой и Бориса Херсонского.

Собеседник здесь — формально. Только для того, чтобы беседа не рассыпалась. Чистая функция, чтобы главные герои — поэты; частные лица — не останавливались, продолжали рассказывать о себе. Пусть они говорят только то и так, как им хочется. Своими словами. В своем порядке. В своем беспорядке. Это даже не вопрос (не только вопрос) фиксирования живой речи — редактировать (вырезать куски, вставлять куски, брать свои слова назад, переписывать начисто) героям тоже предлагалось как угодно, они — всевластные хозяева своих историй. Посредник — слушатель и собеседник — должен быть, но его не должно быть. Чтобы высказывание получилось как можно более чистым: мы — это то, как мы рассказываем свои истории. Линор Горалик, которая придумала и осуществила этот проект, пишет, что ей приходилось удерживаться от того, чтобы только задавать вопросы, а не начать разговаривать

Она — тот необходимый слушатель, которого здесь нет. Идеальный, словом, слушатель.

«...Анна Андреевна говорит: "Я боюсь тех, у кого нет страха". Вот и я дура была без страха».

«Мне понравилось быть человеком».

«Не было никакого будущего. Что-то происходит такое, катастрофа, ну и живешь как-то».

«И все время на этой грани находиться, на грани священного ужаса и бесстрашия ожидания любого психического состояния, которое может тебя посетить. Поэт — очень выносливое существо».

Почему-то все фразы, которые попадаются сейчас на глаза, про страх или бесстрашие. Ну, пусть так и остается, как часть картинки.

Евгений Коган Постоянный букжокей ср, 23 июля

История одиночества

Лена Элтанг, «Каменные клены»

Прочтя предыдущий (первый) роман Лены Элтанг «Побег куманики», помню, говорил, что вот, дескать, появилась большая литература, но будет обидно, если Лена напишет второй роман, и он будет таким же, как и этот. Потому что два таких вот романа, так написанных и так придуманных, - зачем? А потом Лена написала «Каменные клены», и я не знаю, что делать. Потому что Лена использовала тот же самый прием – все эти дневники, письма, запутанные воспоминания о том, что, может быть, было, а, может, и не было вовсе, вся эта поэтическая проза, все эти образы, часть которых не понять, даже если прочесть комментарии – нужно быть автором, чтобы понять. И вот при всем этом, «Каменные клены» - книга совершенно удивительная. В ней прием, заявленный в «Побеге куманики», доведен, кажется, до абсолюта (когда-то занимаясь более понятным для себя кино, я писал рецензию на «Последние дни» Ван Сента, и написал, что если в предыдущих своих фильмах он оттачивал стиль, то «Последние дни» - это уже какое-то божественное высказывание – понятно, что это все красивые и бессмысленные фразы, и не нам (не мне) рассуждать о высоких материях, но, серьезно, для меня «Каменные клены» - тот самый случай). Я, правда, не понимаю, технически не понимаю, как сделана эта книжка. Дело в том, что герои «Каменных кленов» существуют в какой-то придуманной реальности, но у каждого это – своя реальность, каждый герой книги придумывает ее для себя. И в этом смысле «Каменные клены» - в традиции литературы абсурда. Но герои книги Лены Элтанг плетут свои реальности не только из собственных рефлексий и подсознательных мыслей, желаний и снов, - все они существуют в очень насыщенном, словно бульон, мире цитат, каких-то литературных воспоминаний, имен и событий. В аннотации написано, что книга Лены – игра в детектив, и это тоже верно, потому что на протяжении почти четырехсот страниц длится попытка раскрыть убийство, которое то ли было, то ли не было. Но «Каменные клены» - невероятной красоты история одиночества, которое люди создают себе сами. И невероятной красоты история любви, которая то ли есть на самом деле, то ли придумана (а какая история любви не придумана?).

«если бы я мог говорить с ней, то сказал бы: не бойтесь, милая, перестаньте же бояться
знаю, знаю, театр теней у каждого свой, мои тени проходят сквозь ваши – как в старом рассказе брэдбери марсиане проходят сквозь жителей земли, им никогда не встретиться, как фигурантам двух музыкальных шкатулок, как бегемоту и левиафану, да чего там – как вольтеру и русской императрице
наши тени стучатся в окно безлунной ночью, прижимая расплющенные лица к стеклу, они пугают вас, взрываясь переспелой вишневой настойкой, засыпая кладовку мелким стеклом и кровавой мякотью, они взлетают с нешуточным шорохом из-под стрехи, они мужественны, как лемминги, и женственны, как электрические скаты, у них бывают кожистые крылья, овечий поворот головы, совиные когти, да что пожелаете, то и будет
что с того, что я сам выкормил их из горсти?
я у них никто иной, как пуппенмейстер, а вы у своих – заложница
страх и вина – вот два хриплых гулящих меха вашей шкатулки, не знаю, что вы там натворили, вернее не желаю догадываться, но, что бы там ни было, вы, как и я, годами слушаете зыбкое бренчание и вглядываетесь в облупленное фаянсовое личико балерины: ах, мой милый августин! это все, что она может сказать, вертясь и наклоняясь над выцветшей бархатной сценой, а вы ведь не это хотите услышать, вы хоте услышать – я тебя прощаю, все хорошо, забудь…»

«Каменные клены» были бы хороши и без финала. Но финал, эти последние несколько абзацев, это феерическое завершение истории, единственно возможное и, при том, совершенно непредсказуемое, - и вот тут у меня заканчиваются слова, простите.

Маня Борзенко Постоянный букжокей вт, 22 июля

Муми-мама и Муми-папа принимали всех незнакомцев с невозмутимым спокойствием — лишь ставили новые кровати да расширяли обеденный стол

"Братья и сестры. Как помочь вашим детям жить дружно", Фабер, Мазлиш

Расти в большой семье — большое счастье:

— У тебя есть компания. То есть, если ты хочешь побыть один, непременно придёт любимая сестра и будет прыгать у тебя по голове.

— Тебе всегда есть с кем поиграть. Точнее, младшие будут сидеть в песочнице, а ты будешь присматривать, чтобы они друг друга не убили. Чистой воды веселье.

— Но тебе таки всегда есть с кем поиграть! Например, хочешь играть в куклы, но вместо этого стоишь на воротах, потому что удар в девятку сам себя не отработает, как тебе сообщили старшие братья.

— Зато ты учишься делиться! Потому что вся купленная тебе одежда идёт с припевом "носи аккуратно, это потом ещё будут носить младшие". А если ты младший, то всё твоё — это бывшее сестринское, братское, тётино, соседское... Сами понимаете, сближает :)

— Ты умеешь формулировать просьбы доступно для воспринимающего (очень быстро понимаешь, что если сразу врезать, то придут взрослые и влетит)

— Ты часто слышишь, что ты взрослый и ответственный. Поэтому влетит именно тебе. А ещё поскольку ты уже не ребёнок, ты моешь посуду и полы, полешь грядки, меняешь пелёнки...

— Но никто не взваливает на тебя непосильную ношу! Так что в разгар игры ты идёшь спать.

— Ты быстро запоминаешь, что все люди разные. Так что твоё мнение в меньшинстве, а мнение других надо уважать, а то получишь.

— Тебя учат плохому. Ну, или ты учишь :) Ну, или в поисках плохого, случайно научаетесь хорошему. Например, в зоологическом словаре можно найти отличные ругательства, наше семейно-любимое — "пипа суринамская"

— У тебя есть миллион забавных баек про то, как Ф. учился летать, а Ц. плавать, а Ж чуть не убился на велосипеде, а Ы. играл с рубанком, а Х. один раз пустили за руль и вот до сих пор крыша от машины валяется в канаве, а вот там вы строили домик, а вот с этого дерева дружно свалились, из этого орешника делали луки и стрелы, свалились в крапиву... и так далее. К тому же у тебя есть шрамы, подтверждающие каждую историю!

Не, вот без сарказма — перестав находиться всей толпой в одном пространстве ты реально начинаешь думать, что это всё было весело и круто :) И никогда, никогда не понять этого кайфа и боли тем, кто рос один.

Вот, помню, однажды попал нам в руки кипятильник... А впрочем, не надо, вдруг мама прочитает, а по официальной версии он сам оказался включённым на диване посреди деревянной дачи, когда мы все свалили погулять.

Так вот, эта книжка про то, как выжить, если у вас больше одного ребёнка. И как помочь им выжить тоже.

Это, собственно, что-то вроде конспекта тренинга, с памятками в виде комиксов, с кучей диалогов родителей самых разных, что круто помогает по мере чтения регулярно шипеть сквозь зубы "да, ссссцуко, всё так". Вот прямо начиная с начала:

Представьте, что муж обнимает вас и говорит: "Дорогая, я так тебя люблю! Ты такая замечательная, что я решил завести себе другую точно такую же жену!"


Стас Жицкий Постоянный букжокей пн, 21 июля

Праздник, который не всегда...

"Праздник, который всегда с тобой", Эрнест Хемингуэй

Когда я был еще неоперившимся, я полагал, что Париж – это волшебное место. Во многом благодаря Хемингуэю (хотя его Париж двадцатых годов и мой воображаемый восьмидесятых-девяностых – конечно же, было не одно и то же). Париж в сознании советского молодого человека был мифическим пределом, куда не заказано попадать только лишь каким-то небожителям, а жителям разваливающегося СССР попадать сложновато, дороговато и потому почти нереально. Позже, оперившись, я туда приехал, потом еще приехал, потом еще... и не нашел там хемингуэевой волшебности – хотя, если присмотреться (а, точнее, причитаться) – то и в его транскрипции волшебен не Париж как таковой – а волшебны: молодость, безденежье, работа с удовольствием, влюбленность, новые и страшно любопытные знакомства с корифеями или грозящими стать таковыми, романтический шарм писания литературы в “своем” кафе, приятельствующие с тобой официанты, кофе со сливками, вино, пиво и сидр, а вовсе не какая-то удивительная магия места. Когда ты не стар и распираем творческими желаниями, то любой Мухосранск, где тебя не обижают и где можно уютно приютиться с блокнотом и карандашиком, покажется тебе роскошным и плодоносным плацдармом – а уж полноценный европейский город – просто не сможет не показаться таковым.

Книжка растрепанная – сейчас это видно – ну, так автор ее не дособрал, ее окончательно скроили уже после его смерти. Книжка честная – ну, так Хемингуэй вообще был не из врунов и не писал о том, чего не пережил. Книжка – хорошая. Одного лишь жалко – теперь после ее перечтения в Париж все равно не хочется...

Да ну на фиг, с чего это я вообще решил, что книжка – про Париж?!

Макс Немцов Постоянный букжокей вс, 20 июля

Звуки про буквы

Наш маленький литературный концерт

Нет, радио "Голос Омара" не изменяет своему принципу вещания на буквенной частоте, но мы тут подумали и решили, что жалко будет не отдать должное тем музыкантам, которые умеют читать. Поэтому время от времени мы будем включать звук — и приглашаем вас делать то же самое с вашими радиоприемниками, настроенными на наши эфиры. Итак, песни о чтении, книгах, писателях, литературных героях, песни, вдохновленные прочитанным, и песни, вдохновляющие на чтение. Поехали...

И открывает наш концерт, конечно, гимн настоящего читателя: Джулиан Смит, "Я читаю книжку". Здесь мы предлагаем вам фирменный, "прожорливый" вариант (есть и "непрожорливый", практически задушевный, его можно петь вместе в библиотеках и книжных магазинах, шепотом):


Немного классики. Версии этой навсегда любимой песни существуют в диапазоне от совершенно безумных до безумных несовершенно. Эта — умеренной безумности. Кейт Буш, "Грозовой перевал", по мотивам известно какого романа:


И еще немного классики. The Cure, "Убиваю араба". Нет, это не признание в совершении расового преступления — это иллюстрация к роману Альбера Камю "Посторонний":


На вкус вашего сегодняшнего диск-жокея, одна из лучших песен о любви к чтению сочинена и впервые исполнена владивостокской группой Karamazoff Bike. Вот ее версия по версии "Маркуса и Топонимики" — собственно, ее автора. "Катание на моржах":


Теперь будет уместно немного поговорить об ирландской литературе. Dexy's Midnight Runners, "Dance Stance". Посмотрим, сколько имен великих ирландских писателей вы здесь услышите:


Ну и мимо Томаса Пинчона мы, конечно, тоже не могли пройти. Примерно единственная песня, положенная на многочисленные тексты из его романов — и неохотно одобренная автором. The Insect Trust с "Глазами молодой ньюйоркчанки":


И последний номер нашей программы — бонус. Не столько о литературе, сколько о грамматике, без которой литературе никуда. Неизменно чудесный Эл Янкович со "Словопреступлениями":


Аня Синяткина Постоянный букжокей сб, 19 июля

Дикий медведь против общественных стереотипов

"(Нео)сознанное", Леонард Млодинов

В те моменты, когда вселенная, кажется, сходит с ума, все валится из рук и выходит из-под контроля, полезно себе напомнить, что, вообще-то говоря, мы даже и себя-то толком не контролируем. Наш организм — очень сложная структура взаимосвязей. На наш ум затейливо влияет все подряд, и ничтожную малость из этого мы способны воспринять сознательно. Большая часть наших мотиваций — иллюзия. "Мы воспринимаем, помним пережитое, выносим оценки, действуем — и все это под влиянием факторов, которых не осознаем," — говорит нам Леонард Млодинов. И это хорошо!

Одного человека на ваших глазах можно заменить на другого — и вы ничего не заметите. 

Вы никогда не сможете отличить настоящее воспоминание от поддельного.

Так называемая реальность, данная в ощущениях, — сфабрикована вашим мозгом. 

Большинство разумных доводов в пользу своего решения вы придумали ретроспективно.

Эмоции — это физиологические состояния, которые вы интерпретируете как бог на душу положит, в зависимости от контекста.

Все это звучит довольно ужасно. Тем не менее — это побочные эффекты механизмов, которые эволюция отобрала как самые годные для выживания, и снабдила вас комплектом. А у нее, знаете ли, были свои цели. Кучу процессов пришлось автоматизировать и увести на бессознательный уровень, чтобы обеспечить нам же быстроту реакции. Конечно, любая автоматизация выдает ошибки. Но сознательно обрабатывать всю поступающую информацию — это очень, очень медленно. "Эволюция создала человеческий мозг не для того, чтобы он себя доподлинно постигал, а для того, чтобы мы выжили". Смиритесь. Здесь ситуация, обратная забиванию гвоздей микроскопом: нам как раз выдали кучу очень полезных инструментов для забивания гвоздей, а мы пытаемся разглядывать через них строение клетки. И самое странное, что время от времени умудряемся худо-бедно отладить их и под это. 

Для меня оказалась особенно важной история про предрассудки. Всем знакомо, как портится насторение, когда вдруг выясняешь, что кто-нибудь приятный во всех отношениях слегка недолюбливает, скажем, зеленоглазых за, скажем, присущую им от рождения склонность грызть ногти. Плохая новость: этот баг восприятия с каждым из нас, кажется, надолго. Чтобы от него избавиться совсем, человеку нужно ампутировать вентромедиальную префронтальную кору головного мозга. Но наверное, не стоит торопиться это делать. 

Нейробиологическая реальность такова: чтобы оперировать информацией, человеку необходимо раскладывать ее по ящикам. Это то, что заставляет нас против всего здравого смысла планеты объединять людей по расовому или гендерному признаку, или по любви к той или иной футбольной команде, в группы, а потом приписывать всякие глупости, одни на всех, совершенно не отдавая себе в этом отчет. Но тот же механизм в обыденной жизни экономит уйму умственной энергии, помогая реактивно ориентироваться в социальном пространстве. И возник он не на пустом месте.

"Если бы мы не эволюционировали таким образом, если бы наш мозг обращался с каждым встречным объектом индивидуально, то пока мы разбираемся, настолько ли опасен конкретный лохматый зверь, как тот, что съел дядю Боба, медведь нас бы успел сожрать". 

Так что заранее — и очень быстро! — на всякий случай дискриминировать медведя было витально.

Категоризация — важнейший ментальный процесс, который дарит вам возможность, например, читать. Ведь для этого тоже нужно сортировать похожие символы. То, что эта благословенная штука дает такой противный сбой, как общественная стереотипизация и все вытекающие ништяки, — придется, видимо, смириться. Но мы можем за этим механизмом до определенной степени приглядывать. Для этого нужно приложить усилие. 

Очень важно не забывать, что нам все время нужно прикладывать для этого усилие.

Это только один скрытый механизм из целой кучи, про которые ясно, смешно и бесконечно увлекательно объясняет Млодинов. Упоительный научпоп, примиряющий с реальностью. Заодно из книжки можно узнать, в частности: как научить лошадь отвечать, который час, куда девать глаза на собеседовании, научное обоснование, почему дизайнерам противопоказано играться со шрифтами, как грамотно влезть в очередь, почему полезно себя слегка переоценивать и почему вашей маме может быть проще поверить, что вы умерли, чем что у вас свидание.

Уже прошло 1313 эфиров, но то ли еще будет