Так или иначе

"Дело было так", Меир Шалев

На еврейских похоронах не бывает просто грустно. Там непременно случается что-то курьезное и нелепое. Либо появляется никому не известный "дядя Яша" и, возводя очи и руки горе, начинает толкать проникновенные речи, либо родственники ругаются между собой, либо рассказывают любимые истории покойного и ржут, либо рассказывают истории и не могут прийти к консенсусу о том, какая из них верная, ибо у каждой истории есть пять версий, а самой правдивой обыкновенно считается самая красивая.

Когда я работала в книжном магазине, серия маленьких голубых книг "проза еврейской жизни" издательства Текст, стоящая вся на отдельной полке, называлась у нас, вестимо, "Голубые Евреи". Когда было грустно, но не очень; или когда хотелось посмеяться, но спокойно так и несколько меланхолично, я лезла туда.

Это тот самый даже не смех, а улыбка узнавания, воспоминания того, что так знакомо, но почему-то закончилось.

Ну да, ну да, помешанная на чистоте бабушка Тоня, не разрешающая мыться в доме, чтобы его не испачкать. Посиделки родных на "платформе" с чаем и рассказами. Пылесос, обманувший всех. Особый цитрус, на котором растут и апельсины и помидоры. Накрашенные красным лаком ногти на ногах самого Меира прямо перед тем, как он пошел на важное собрание в сандалиях. Летучая ослица Иа, открывшая дверь сарая проволокой и полетевшая к царю... или королю... Наставления, как правильно выжимать тряпку. Брат, в отличие от остальных, совершенно не умеющий управляться с инструментами. Особые фразы и словечки, произносимые с особой интонацией. Захождения родных в комнату ну очень не вовремя. Своеобразные представления о личном пространстве, о долге, о семейственности, об обязанностях. Способность жить, несмотря ни на что, способность переживать все с неискоренимой стойкостью и юмором.

Вот этим немного грустным юмором.