В ритме бейта

"Я возьму сам", Генри Л. Олди

Я давно не была так влюблена.

Когда невозможно оторваться, когда каждую секунду думаешь о, когда не можешь перестать улыбаться, когда хочется все время проверять, как оно там, когда рассматриваешь фотографии разных обложек, когда перед глазам появляется бегущая строка, выкладывающая мысли в ритм бейтов.

И давно не было в моей жизни книг, держащих в непрерывном предоргазменном состоянии языком. Подбором лексики. Метафорами. И ритмом. Оооо, ритмом!

Касыда о бессилии

Я разучился оттачивать бейты. Господи, смилуйся или убей ты! –
чаши допиты и песни допеты. Честно плачу.
Жил, как умел, а иначе не вышло. Знаю, что мелко, гнусаво, чуть слышно,
знаю, что многие громче и выше!.. Не по плечу.
В горы лечу – рассыпаются горы; гордо хочу – а выходит не гордо,
слово «люблю» – словно саблей по горлу. Так не хочу.
Платим минутами, платим монетами, в небе кровавыми платим планетами, –
нет меня, слышите?! Нет меня, нет меня… Втуне кричу.
В глотке клокочет бессильное олово. Холодно.
Молотом звуки расколоты, тихо влачу покаянную голову в дар палачу.
Мчалась душа кобылицей степною, плакала осенью, пела весною, –
где ты теперь?! Так порою ночною гасят свечу.
Бродим по миру тенями бесплотными, бродим по крови, которую пролили,
жизнь моя, жизнь – богохульная проповедь! Ныне молчу.

Это фэнтези. Я вообще-то не фанат. Это история о Востоке, о шахах, дэвах, схватках, всадниках и наложницах. Вообще не фанат.

Но потом я читаю "Родник доверчиво ткнулся мне в ладонь холодным носом" и во мне поднимается волна нежности. И я глажу книжную страницу.

Да и плевать на всё то, что мне не близко, потому что самое главное-то, самое главное:

И все же он – Абу-т-Тайиб аль-Мутанабби. А посему плохо верит в обожание и сладость сердец, в динары, щедро рассыпанные под ногами, и в суку-удачу, когда та сама лезет в руки; ты ее отталкиваешь, пинаешь острым носком сапога, а она лезет, тычется мордой, скулит: «Возьми!»
В такую удачу поэт не верил вообще.

Абу-т-Тайиб – поэт-перекати-поле, по воле случая возведенный в шахи в неизведанном ему мире, куда он попал, когда казалось, что умер. Его слово – закон. "Радость и повиновение". Его желание – закон. Любая его прихоть моментально исполняется. Его узнают всегда и везде, потому что у него над головой сверкает фарр (что-то вроде нимба). Если он хочет, чтобы его не узнавали, его старательно не узнают, если он хочет подраться, люди с готовностью инициируют драки и дают отрубать себе руки. Есть только небольшое количество небоглазых людей, на которых его фарр действует не с такой силой. Заметив это, Абу-т-Тайиб окружает себя ими.

Эта история вот об этом. О неготовности жрать и блюдечка с голубой каемочкой. О стремлении делать выбор. О желании уважения, а не раболепства. О воле. О силе. О свободе.

Кто дерзнет разгадывать помыслы Вседержителя? – а он, бродяга-певец, не хочет быть живым божеством, не хочет даже не потому, что большего кощунства трудно и придумать…
Вы даете мне все, и, когда я роняю поданное, вы нагибаетесь, чтобы вновь подать мне – все.
Спасибо, не надо.
Я возьму сам.