Изобретатель зонтика
Алиса Порет, «Записки. Рисунки. Воспоминания», второй том
Начну с того, что признаюсь в собственной слабости – я не знаю, как буду писать о книге, о которой пишу. Я не знаю, с какой стороны к ней подойти – и к книге этой, и к личности ее автора. Я не знаю, что еще можно сказать после текста, написанного Марией Степановой четыре года назад, к выходу первого тома (и нужно ли еще что-то говорить). Но – так получается, что, если о первом томе говорили много, то выход второго состоялся в какой-то, более или менее, тишине – то ли из-за долгого ожидания, то ли не до книги Алисы Порет, а речь идет именно о ней, сейчас стало (несколько месяцев назад, когда проходил посвященный этой книге фестиваль, о нем писали много – но, так получилось, не о книге). Поэтому я сижу перед монитором и пытаюсь написать какие-то слова об этой великой книге.
Имя Алисы Порет вынесено на обложку этого второго тома, который называется так же, как и первый, – «Записки. Рисунки. Воспоминания». Здесь, действительно, очень много Алисы Ивановны – ее воспоминаний, ее рисунков, ее анекдотов, отточенных в устной речи и потом начисто перенесенных на бумагу – в эти ее разноцветные тетради, или в оформленные в книгу (в другую книгу, изданную годы назад) воспоминаний. Но, в отличие от первого тома, который и состоял из уникальных этих тетрадей, том второй содержит еще и слова, написанные людьми, окружавшими Алису Порет, и их рисунки. И вот тут возникает самая главная сложность, потому что все они – и Хармс, неистово влюбленный в Алису Ивановну и заполнявший ее именем свои тетради-черновики, и Филонов с Петровым-Водкиным, ставшие ее учителями, и ее подруга Глебова, и Друскин, и Олейников, и Майзель, и Шварц, и Шостакович, – все они в этой книге превращаются в придуманных героев сказки, сочиняемой Алисой Порет. Разноцветные человечки – вот Шостакович в круглых очках, застывший со сжатыми кулачками в сумбурном переплетении проволочек-звуков, вот лысый Филонов с кистью в руке на фоне огненно-кровавых строений в дымке, вот председатель земного шара Хлебников, восседающий на футуристическом кресле на вершине хрупкого мира, вот долговязый, лохматый Мейерхольд, Михоэлс с нарисованной короной на голове, смешной и тощий, как щепка, Хармс, а вот и сама Алиса Ивановна – тоже герой своих разноцветных рисунков и анекдотов. И как будто нет ничего вокруг – ни войны и блокады, ни арестов и расстрелов, ни голода и страха, как будто вокруг нет чудовищной, злой, жестокой, пожирающей самою себя страны. Но страна, конечно есть – вот Шостакович, который не может уснуть, вздрагивая от каждого шороха в уверенности, что это за ним пришли люди в форме, а вот блокадный голод, тянущий свои костлявые пальцы прямо к горлу. «Постепенно исчезали из нашего дома талантливые, хорошие, молодые друзья...» – и последними в списке (но, конечно, не последними) – Введенский и Хармс, которого «железные руки тянули в яму» еще в 1938-м, за несколько лет до. Попытка жить в лодке, не замечая находящегося в ней тигра (как точно подмечает Мария Степанова), – принцип Алисы Порет. Принцип, порой доведенный до абсурда, как раз и обозначающего поражение – все-то она замечала, все-то видела, не могла не видеть. И эти рисунки, и эти записанные начисто разноцветные тетради, и эти сумасбродства, птичьи клетки под потолком вместо лампы, эти игры, эти маскарадные костюмы лишь скрывают бессилие перед веком-волкодавом. Пытаются скрыть.
«Человек достигает славы только через груды оскорблений – и для всякого, кто мыслит и действует, плохой признак не пройти через злословие, поношение и угрозы. Все, кто прославил свое отечество гениальными творениями, или доблестью, потерпели клевету, преследование, изгнание, лишение свободы, а иногда и СМЕРТЬ. Изобретателя зонтика англичане закидали камнями (и он умер!)…»
Второй том «Записок. Рисунков. Воспоминаний» – истинное сокровище (авторы книги – возглавляющая маленькое, но гордое издательство «Барбарис» Ирина Тарханова и Антонина Марочкина перелопатили тонну архивных материалов и совершили чудо) – похож на мозаику, из которой выбиты нескольких частей. Повествование, по большей части плавное, вдруг совершает кувырок через голову, или скачок сквозь (через) время – и кусочек времени, один или несколько осколков, из которых складывается слово «вечность», пропадают бесследно. «Мне трудно что я с минутами, меня они страшно запутали» (Введенский). Без этих осколков уже не собрать целое, трагическая эпоха все равно прорывается сквозь разноцветие ровных строчек, хотя жизнь была – длинная, наполненная встречами, любовями и друзьями («Долгие годы мы жили почти в нищете, без крова, без работы, без денег, но всегда были друзья, и чем дольше, тем их у меня больше…»).
Мы, сегодняшние, знаем больше, чем – молодые, счастливые – они. Как бы хотелось увидеть мир их глазами. «Записки. Рисунки. Воспоминания» словно по волшебству дают такую возможность. «Кругом возможно Бог» - написал Александр Введенский. Возможно. И, наверное, Алиса Порет все-таки была настоящей волшебницей. Хоть и, скорее всего, не верила в волшебство.
«Я родилась на Путиловском заводе «в колыбели Революции). 15-го апреля в пасхальную ночь звонили во все колокола, и повивальная бабка сказала маме – “счастливая будет у тебя дочка – день-то какой хороший светлое Христово Воскресенье”…»