Умер сам, а дом остался

"Крыша мира", Сергей Мстиславский

Довольно много лет я ходил по Гагаринскому переулку мимо уютнейшего (хоть и слабообитаемого) серого домика – по гуглослухам там находятся художественные мастерские – и давно уж выяснил, что это “Особняк С.Д.Мстиславского, 1925 г., арх. А.В.Щусев, Б.К.Рерих, инж. С.И.Макаров”. Потом я стал выяснять, кто таков был С.Д.Мстиславский, и выяснил, что был он писателем, хотя и не только: Сергей Дмитриевич Мстиславский (настоящая фамилия Масловский; клички: Бахарь, Белозерский, Бирюк, Северный, С. Дмитриев, С. М., С. Д., С. М-ский, Сергей) был также эсером, был также одним из руководителей масонской ложи “Великий восток народов России”, был также арестовывателем Николая II, был также официальным биографом предсовнаркома Молотова, был также преподавателем Литинститута, написал многократно переизданный роман «Грач, птица весенняя» про революционера Баумана (который читать ну никак не хочется), не был посажен/расстрелян и умер в иркутской эвакуации в 1943 году. А до того, вероятно, жил себе в прекрасном собственном доме (уж не знаю, насколько прекрасно жилось в тогдашние времена человеку с такой неоднозначно разнообразной биографией). А еще раньше (в конце XIX века) он съездил в антропологическую экспедицию в Таджикистан, а в 1925 году написал книжку, вдохновленную “Срединной Азией” (и в особенности – “нагорным Туркестаном”).

Книжка замечательна своими плавными стилевыми градиентами: начинается она как занимательные этнобытовые записки студента – научного путешественника, отправленного с поручением поисследовать народности, населяющие труднодоступные и слабоизвестные имперские окраины (что забавно – поручение исходило от профессора-антисемита, а герой-то как раз нашел в далеких горах малочисленных, но якобы евреев) – “Ты пришел к нам, как юродивый, ибо — мерить головы и руки погонщикам ослов юродство: кто не согласится с этим?” – говорят ему тамошние племена; продолжается же книжка документально-кровавыми, а потом и вовсе полумистическими событиями и превращается то ли в псевдоэпос, то ли в фантастику.

И вот цитата напоследок:

“Если бы я приказал четвертовать на площади достойнейшего из стариков Бальджуана, никто не усомнился бы ни в праве моем, ни в правде моей. И каждый, кого я ударю плетью по лицу, — примет это как должное.

…Но мы не бьем плетью по лицу. А существо холопа — каким другим именем можешь ты назвать толпящийся на базарах и воняющий на пашнях народ? — таково. Если ты, имея право ударить по лицу плетью, — ударишь только по плечам, он сочтет себя отмеченным милостью; а если ты ударишь его просто рукой, — он скажет: хвала облагороженным! Он будет счастлив, таксыр. Ты видел сам. Ибо вся тайна довольства Бальджуана — в одном: без нужды мы не бьем плетью по лицу. Наша рука тяжела, — она тяжелее, если хочешь, руки Рахметуллы, ибо он человек без рода, без завтрашнего дня, грабит, где удастся; мы же накопляем со всех, и каждый день.”

В 1925 году такое еще можно было напечатать в книжке и не пострадать за напечатанное. А как уж дальше выкрутился владелец особняка – Бог его знает... Может, просто умер вовремя.