Издательство Додо Пресс: издаем что хотим

Голос Омара

Аня Синяткина Постоянный букжокей пт, 17 марта

Лежать в постели со стареющим Джозефом Конрадом и молчать

"Материнское воскресенье", Грэм Свифт

Американские критики окрестили роман «феминистской "Золушкой"» и это, в общем, имеет смысл. Бедная служанка Джейн переживает гибель своего принца и осознает себя как личность, выучивается и становится известной писательницей. Трагическое событие ее юности остается краеугольным камнем в основании того человека, в которого она вырастет. Еще я бы сказала, что книжку можно полушутя назвать женским «Улиссом» — не по масштабу замысла и значимости, а просто потому, что весь роман разворачиваются события одного дня. Погожий мартовский денек 1924 года, то самое Материнское воскресенье, четвертое воскресенье Великого поста. Надо сказать, что большую его часть Джейн проводит на смятой постели, где только что была с молодым человеком, хозяином имения, который будет мертв всего несколько часов — и больше половины книги — спустя, разбившись на машине по дороге к собственной невесте. Тем временем мысли Джейн бегут прозрачными весенними ручейками, обнимая его, свое положение подвластной ему в жизни и направляющей его в постели, свое положение преступницы, его невесту, и догадывается ли горничная Этель, книги, истории для мальчиков, и как она училась в Оксфорде, перемешивается прошлое и будущее, и сочинение историй, и «Юность» Джозефа Конрада. Небольшая, изящная лиричная книжка, пронизанная как будто весенним солнцем.

«А если уж совсем честно (хотя об этом она и подавно не расскажет никогда и никому и уж тем более не упомянет об этом ни в одном интервью), то она, разглядывая многочисленные портреты Джозефа Конрада, которые ей удалось раздобыть — на них Конрад был запечатлен в более позднем возрасте, — в итоге в него влюбилась. Ей страшно нравились и его серьезность, и его борода, и выражение его глаз, словно видевших одновременно и что-то очень далекое, и что-то спрятанное глубоко в душе. Порой она даже пыталась себе представить, каково это было бы — лежать в постели рядом с Джозефом Конрадом, просто лежать рядом с обнаженным, стареющим Джозефом Конрадом и молчать, глядя, как поднимается кверху дымок от их сигарет, смешиваясь под потолком, словно в этом дымке и заключена некая великая истина, куда более значительная, чем та, для которой у каждого из них могли бы найтись слова».