Новое слово: «москвобесие»

Ирина Левонтина, «О чем речь»

Слово мракобесие, оказывается, никакое особенно не древнее и к «мраку бесовскому» не имеет отношения, хотя и звучит похоже. Ввел в широкое употребление его никто иной как Белинский, когда в своей обычной обаятельной манере обзывался на Гоголя по поводу «Выбранных мест из переписки с друзьями»: «Проповедник кнута, апостол невежества, поборник обскурантизма и мракобесия, панегирист татарских нравов...». Вжух — и вот уже весь кружок Белинского, а затем и вся передовая русская крикика взяла хлесткое слово на вооружение, а к 60-м оно уже вошло в литературную норму. В старых текстах компонент -бесие использовали для передачи греческого -мания: были чревобесие, гортанобесие, женобесие (о значении можно догататься). Но как-то не очень была эта конструкция популярна. А потом наступил XIX век, распространились международные термины с окончанием на -manie, и как-то наконец занялось: пошли стихобесие, книгобесие, итальянобесие, славянобесие, москвобесие, кнутобесие, плясобесие. А там и Белинский подоспел.

А теперь ментальное упражнение: придумайте три смешных слова на -бесие.

И живите теперь с тем, что мы с вами здесь книгобесы.

Такие вот и другие чудесные истории про приключения языка можно найти в остроумной книжке лингвиста и филолога Ирины Левонтиной, рекомендую.