Литература на задворках империи
"На краю русской речи", Александр Лобычев
У нас периодически проходят "вечера ночи за чтением дальневосточной прозы" (была такая передача на Приморском радио - объявлялась зловеще-домашним голосом диктора Зары Улановской) - по случаю доставляемых с исторической родины книжек. Дальнейшее, видимо, интересно тем, кто осведомен в вопросе.
Лобычев был моим первым редактором и старшим коллегой по издательству "Уссури" (тому много лет назад), и я никогда, наверное, не забуду классического диалога, состоявшегося у него при мне с кем-то, когда этот кто-то, явно не в теме, спрашивал:
- А вот Буковски - он о чем пишет?
- А ни о чем, - ответил добрый Саша. - О чем тут? А о чем вся настоящая литература? О жизни. - И гадко хмыкнул при этом.
Какие-то Сашины статьи, читанные порознь, меня в свое время не поражали, а тут они удивительным образом сложились - наверное, действительно литкритика требует продолжительных монологов, а не кратких выплесков эктоплазмы. "На краю русской речи" состоит из трех частей. если брать с конца, то:
- Часть примерно про Японию. Вполне легитимные и в своем праве версии прочтения Юкио Мисимы, Харуки Мураками, Сэйса Нотебоома и Ясунари Кавабаты - они спарены между собой, там прочерчены маршруты, которые, вполне возможно, не вполне очевидны, но отзывают литературоведческой "географией воображения", которая так прекрасна была у Гая Давенпорта, к примеру, или Манука Жажояна (это лишь самые любимые мои странники, есть и другие, понятно). Хотя даже Лобычев не убедит меня, что Мисима - не гиперактивный графоман...
- Часть про литературу русской диаспоры (Китай и далее везде). Очень увлекательно, при том что написано в служебном жанре развернутых рецензий: Арсений Несмелов, Ларисса Андерсен, Лидия Алексеева, Янковские... Это самая, пожалуй, цельная часть, что и объяснимо - тут уже история, хоть и не до конца кодифицированная. Не сказать, что Саша в ней первооткрыватель - скорее регистратор, но его тексты будят желание знать все то, о чем он пишет, а это, наверное, главное. Жалко, что мало.
- И, наконец, первая, вроде как главная часть, половина книги. Она погружает в причудливый заповедник восточно-сибирской и дальневосточной литературы. Тексты, в нее включенные, написаны в разное время и с разными целями - это надо понимать сразу, потому что они крайне неоднородны. Например очерки "человеков-в-тексте" - эдакие портреты писательских проекций - очень получились: Геннадий Лысенко, Борис Казанов, Юрий Кашук, Владимир Илюшин, Илья Фаликов, Анатолий Бочинин, Вячеслав Протасов, Вечеслав Казакевич - эти из лучших. Кого-то я знал как авторов и людей, кого-то нет, но тут они живые для меня все. И видно, что автор их всех очень любит. А вот про Ивана Шепету, например, почему-то получилось скучно, его после Сашиного текста читать не хочется. Уж и не знаю, в чем тут дело.
Кого-то нет вообще - я все же, наверное, ждал еще чего-то осмысленного про Александра Романенко, Александра Радушкевича, Юрия Кабанкова. Без них в книжке как-то пусто. Без множества прочих, до сих пор нынешних - нет, а без них - да.
Лучше всего видно, что Саша - все-таки человек 1970-х годов, - по его обзорам, и ДВ-прозы, и "Серой лошади". Обзоры - дело известное, вот там как раз и есть бестиарий, хотя спасибо за то, что вообще напомнил о том, что такое было. Но с ними, я так понимаю, легко работать - да и читать их несложно было в прошлом веке, а сейчас многих и вовсе уже незачем. А вот "Серая лошадь" - иной коленкор. Тут все вышло как-то наспех и, боюсь, без особого понимания предмета. "Лошади" - они все ж актуальные, живые, с ними нельзя как с историей, как с "кашуковской мастерской", по-моему. А может, все оттого, что "Лошадь" - все ж не школа и не монолитное нечто, оно дробится и рассыпается на совершенно разнородные искорки разного накала. И системы координат, куда весь этот фейерверк вписывать, у автора, похоже, пока нет. То есть, мне кажется, тут нужен другой подход и другой метод осмысления, анализа и синтеза. И главное - нельзя свысока и не стоит торопливой скороговоркой. Тут наш автор, как видно, чего-то недодумал. Впрочем, сдается мне, даже этот провис показателен и поучителен. Вот на этой зловещей ноте позвольте откланяться и вернуться к нашим безнадежным предприятиям.