Издательство Додо Пресс: издаем что хотим

Голос Омара

Евгений Коган Постоянный букжокей ср, 28 декабря

Нет у революции конца. Размышления накануне столетия

"Комиссары", Юрий Либединский

После того, как Михаил Трофименков написал в моем любимом «Ъ-Weekend» про фильм «Комиссары», я сразу посмотрел этот. Фильм, хочу сказать, совершенно прекрасный. А теперь я попробую сформулировать несколько важных для меня мыслей.

[Вообще, довольно странно так подробно писать про фильм, который никто не видел, снятый по книге, которую никто не читал, и все же.] Вот Трофименков пишет: «Далеко не второстепенную и, безусловно, роковую роль в судьбе СССР сыграла даже не то чтобы ссора, но бесповоротная размолвка власти и интеллигенции, случившаяся в конце 1960-х. В результате общество "поправело", отвергнув саму идею революции, а власть оттолкнула тех, кто этой идее был без лести предан…» Хотя мне-то кажется, что более важный раскол случился много раньше – в предреволюционные годы, когда произошло разделение на, скажем, большевиков и меньшевиков, и позже, когда против тоталитарных большевиков, изначально строивших взаимоотношения с другими партиями на предательстве, шантаже и уничтожении (все это очень круто описано, например, в книге «Тачанки с Юга» Василия Голованова), пошли их былые союзники. Интересно, кстати, заметить, что ту самую революционную романтику, которой сложно не восхищаться, независимо от собственных взглядов, породили именно те, кто позже или перешел в разряд попутчиков, или поступился принципами, или – нужное подчеркнуть. Вот, тот же самый Либединский, в краткой автобиографии писал: «Рост мой до революции семнадцатого года шел под влиянием мистиков-символистов (Блок, Андрей Белый), однако я не переставал перечитывать классиков (гл. обр. Толстого и Тургенева). С семнадцатого года... я пережил краткое увлечение народничеством, более длительное и глубокое влияние оказал на меня анархо-синдикализм...» Другой парень, тоже из моих героев и важный для ранней советской литературы человек Николай Костырев, дружил с отцом национал-большевизма Николаем Устряловым, а в юности, естественно, сочувствовал анархистам. С плохо скрываемым восхищением (ну, мне так кажется) поглядывал на махновцев Исаак Бабель. Да чего говорить – Виктор Шкловский, написавший про свою революционную юность гениальное «Сентиментальное путешествие», вообще участвовал в эсеровском мятеже. Кажется, Ленин писал (не помню точную цитату) про то, что, кого вокруг не копни, - либо меньшевик, либо левый эсер. Вот он, первый и очень важный глубинный раскол, и, как мне кажется, именно о нем в 1926 году написал повесть «Комиссары» Юрий Либединский, и именно о нем снимал в 1969-м фильм Николай Мащенко. Из фильма, правда, выпала львиная доля того, что составляло ту совсем небольшую повесть – бесконечные споры о революции, которые ведут в 1921 году комиссары на странных курсах, куда их собрали. Там очень мало слов про партию, все больше – про саму революцию. Но один из центральных эпизодов книги (и фильма) – выход из партии одного из боевых товарищей, который не может справиться с сомнениями, с мыслями о бесконечности борьбы. И в книге, и в фильме никто не говорит о победе, а если и говорит, этот разговор заканчивается одним и тем же – нет у революции конца. О том же говорят и те, кто выступают против комиссаров – про бесконечность борьбы. И – те же сомнения. В книге, в отличие от фильма, очень много разговоров о смысле революции, о справедливости, но – и это настроение точно поймано в фильме – очень мало слов об идеологии. Комиссары в пыльных шлемах не упоминают свою близость к большевикам (правда, походя упоминают о подавлении Кронштадтского мятежа – это тоже очень важный и очень сильный момент фильма). Там ведь, если копнуть поглубже что одних, что других, - ну, понятно.

И еще один очень важный раскол случился много позже, уже после окончательной победы большевиков. Эта трагедия непонимания очень точно (и страшно) видна на примере Ольги Берггольц. Рожденная в 1910 году, она была далека от всех этих споров между большевиками и меньшевиками. Она, в силу разных причин, воспринимала революцию сердцем – таких, как мы знаем, в тридцатые ломали особенно сильно (впрочем, там всех ломали одинаково сильно). Но, несмотря на все это («Вынули душу, копались в ней вонючими пальцами, плевали в нее, гадили, потом сунули обратно и говорят: “Живи”…»), Берггольц, кажется, до конца сохранила веру в революцию сродни религиозной – по сути, вера была именно что религиозной, без сомнений и вопросов, вера – в революцию, в коммуну – обязательно прочитайте «Первороссийск» и посмотрите невероятной красоты фильм «Первороссияне», в котором те, первые, коммунары – словно первохристиане, и гибнут так же. Вот у Либединского в «Комиссарах», и в опять-таки невероятной красоты фильме Мащенко, речь тоже идет о революции, а по сути там – апостолы. Апостолы, красная конницы – фильм, к слову, начинается с ожившей «Красной конницы» Малевича, не знаю, сознательно ли это было сделано. Либединский писал в то «веселое», по выражению Аркадия Гайдара, время, когда вера еще была жива, когда ее еще не растоптали, когда еще была возможность вопросов и сомнений, когда казалось, что еще сохраняется возможность выбрать путь. Потом пришло время Ольги Берггольц, когда, чтобы сохранить веру, чтобы не отдать ее на поругание, нужно было отказаться от вопросов, поверить до фанатизма. А потом, когда свой фильм снимал Мащенко (и когда снимали и «Первороссиян», и «Интервенцию», и «В огне брода нет»), сохранить веру было уже невозможно – веру окончательно подменила религия, идеология, пластмассовый мир победил. Фильм «Комиссары», наверное, потому и отличается настолько сильно от книги, что снят он из другого времени и с другими знаниями. Но все же поразительно, как в эти серые годы, в конце шестидесятых, появлялись именно такие фильмы, фильмы о вере.

Очень страшно, конечно от того, что сейчас наснимают по поводу столетия октябрьских событий. Но, как минимум, уже есть «Ангелы революции». Нет у революции конца.