Кто тут был раньше
"Мы не первые", Эндрю Томас
Ну, начать с того, что эту книжку я читал в детстве, когда и английский не так хорошо знал. Помню, что она произвела на меня впечатление — но вот решил перечесть, чтобы освежить. И что вы думаете? Оказалось, она вполне годная — эдакий приятный научпоплит в духе нынешнего журнального, из того, что получше. Практически каталог необъясненных фактов и фактоидов из истории науки — преимущественно древней, понятно. Палеоконтакт и все дела, но это все и без меня знают. Но в моей жизни эта книжка описала полный круг, и вот об этом хотелось бы чуть подробнее.
В этот раз меня по-прежнему радовала искренняя, судя по всему, увлеченность и несомненно честное стремление автора мыслить «вне коробки» (как это происходит далеко не у всех «уфологов») и ставить правильные вопросы, не боясь общественного осмеяния. То есть — попытка играть за пределами поля, размеченного организованной наукой. Легко, разумеется, отмахиваться от него и прочих таких же увлеченных любителей как от дурачков и чудаков, но ведь никто не запрещает развлекать свой ум попытками ответить на эти вопросы, правда? Парадоксография — вполне, на мой взгляд, уважаемая традиция спекулятивной литературы, еще со времен великого трагического чудака Чарлза Форта.
Но вот что поражает в книжке, изданной в 1971 году: удивительное количество ссылок на русские и советские источники — от Брюсова и Горького до Горбовского и публикаций в «Литературной газете» конца 60-х. Что показывает нам знакомство автора с русским языком, как минимум (также он рассказывает местами о приездах в СССР и знакомстве, в частности, с Казанцевым).
С одной стороны — это вроде как спекулятивное пользование мало кому доступными источниками. Мы не станем подвергать сомнению его каталогизаторскую честность — он не выдумает источники и факты, он может неверно их интерпретировать, как это происходит в случае с канадским Магнитным холмом. Ну или склоняться к более выгодной для себя версии, как в случае с трактовками подвигов Рериха — он опирается на обычную официальную версию, санкционированную им сами и его присными (хотя, к его чести, здесь подробнее касается только «Чинтамани» — «камня Мории», который, при всем должном уважении, до сих пор непонятно откуда взялся у Рериха и непонятно куда потом делся: даже недавняя биография Вальденфельса об этом умалчивает).
А с другой стороны, в этом обилии русскоязычных источников ничего удивительного нет, если покопаться в биографии самого Эндрю Томаса. Которая не сказать, что слишком известна — например, про него знает только финская википедия, хотя он считается австралийском уфологом. Ну, про уфологию мы не будем, и без летающих тарелок в его жизни было немало занимательного.
Начиная с того, что не очень понятно, как его звали на самом деле (фамилия его пишется так, что подозреваешь, что он не Томас, а Томаш); некоторые русские источники называют его Андреем Павловичем, хотя вот финны считают, что он урожденный Альфред. И вроде как полностью его фамилия — Бонча-Томашевский. Вторая часть фамилии — пожалуй, единственная точка, в которой разные, но немногочисленные источники не спорят друг с другом. По официальной его биографии, завещанной потомкам его вдовой, он родился 23 июня 1906 года в Санкт-Петербурге. Хотя в биографических справках на некоторых его книгах годом рождения значится 1913-й. В 1911 году семейство переехало в Хельсинки, где его отец получил должность «гражданского инженера» в военно-морском ведомстве (тут становится понятно, отчего его знает только финская вики).
Дальше все становится гораздо для нас интереснее. Через год отца переводят, судя по всему, ревизором на другой конец Российской империи. Куда? Правильно — во Владивосток. Шестилетний ребенок прекрасно помнил всю жизнь 10-дневное путешествие по Транссибу. И все детство Томаса прошло во Владивостоке, о чем в подавляющем большинстве упоминаний об этом человеке умалчивается. Правда, владивостокскому журналисту Евгению Шолоху откуда-то известны обрывки его воспоминаний:
Как вспоминал Андрей Томашевский (Эндрю Томас), мальчишкой с родителями проживавший во Владивостоке до революции, который затем эмигрировал в США: «Недалеко от нашего дома стоял на сопке Народный дом, на балконе которого в те годы военный оркестр часто играл бравурные марши и обязательно вальс «На сопках Маньчжурии», польки, под которые в зале танцевали люди среднего достатка - мелкие служащие, молодые рабочие с завода и порта, солдаты и матросы с горничными и дочками небогатых купцов».
Но и тут все касаемо его личности неточно (ни в какие США никто, говоря строго, не эмигрировал). В 1917-м семейство намеревалось вернуться в столицу империи, потому что отец вышел в отставку и намеревался заниматься архитектурой, но империя неожиданно закончилась. Поэтому с 1922 года семейство живет где? Правильно — в Харбине, пойдя по пути всей восточной ветви русской эмиграции. Маньчжурия и стала основополагающим фактором, сформировавшим сознание Томаса, судя по его теплым упоминаниям о ней в разных его книжках. В Харбине он ходил в английскую методистскую школу, что определило его дальнейшую ориентацию на англоязычную ойкумену. В 1924 году семья переехала в Шанхай, где Андрей-Альфред-Эндрю и закончил школу. С 1927 по 1931 год он действительно жил в Штатах, но потом опять вернулся в Китай (потому что в Штатах началась Великая депрессия). В сентябре 1935 года, по его собственному утверждению, познакомился с Рерихом, заехавшим в Шанхай при своей последней странной экспедиции. В 1948-м Китай начал становится красным, и Томас уехал из Шанхая — уже надолго — в Австралию, где и прожил почти 20 лет. Там он стал масоном, кочевал по стране и ездил по миру, о чем сам нам рассказывает местами. В 1966 году переехал в Европу, затем в Штаты, а по миру ездил так, что завидки берут. Семь книг его опубликованы, несколько, по утверждению вдовы, — нет.
Вот такой вот интересный персонаж дальневосточной Атлантиды, чью жизнь кому-нибудь из владивостокских историков/краеведов/литераторов было бы неплохо исследовать по-настоящему, а не как я тут. Потому что историей родного города он незаслуженно обойден. И не надо мне рассказывать, что вы все это и без меня знали, потому что, совершенно очевидно, это неправда. Иначе давно уже написали бы сами.