Тотальное затмение души
"Затмение", Джон Бэнвилл
Ирландец Джон Бэнвилл пишет плотную, прихотливую прозу, и практически все его романы удостаивались каких-нибудь литературных призов, хотя он порой отходит от классических рецептов «ирландского романа», к какому привык русский читатель (т.е. толстые книжки об экзистенциальных проблемах рыбаков на западном побережье Ирландии, над чем смеялся еще Флэнн О’Браен).
Но «Затмение» — книга в этом отношении типичная: камерная обстановка, небольшое количество персонажей и заброшенный отчий дом. Все — как в нормальной ирландской литературе авторов его поколения, одержимых собственным старением (взять Уильяма Тревора, Нила Джордана или Колма Тойбина). С одним только отличием — герой Бэнвилла видит призраков; это уже — личная особенность автора, у которого в каждой книге происходит какая-то мистика.
Итак, стареющий классический актер Александр Клив на пике своей карьеры переживает кризис — он начинает «ощущать себя», а не те роли, которые играет. Поэтому он вдруг решает уйти от всех — включая собственную жену и повзрослевшую (но по-прежнему психически не очень здоровую) дочь, — и уезжает в родительский дом. И там ему является призрак некой женщины с ребенком. Александр остается в доме, приводит его в порядок с помощью местного жителя, взявшегося охранять жилье в отсутствие хозяев, и его дочери неопределенного возраста. Попутно Клив понимает, что ему тут хорошо (несмотря на некую потусторонность происходящего), поэтому он продолжает себе жить дальше, описывая все, что с ним происходит, вспоминая детство и т.д. Пока не обнаруживает, что в доме, кроме него и призраков, живет еще кто-то. Оказывается, это и есть домоправитель с дочерью — только живут они как бы «на изнанке» дома. Когда на этой изнанке оказывается хозяин (понятно, что это происходит лишь в его восприятии, но мастерство Бэнвилла таково, что грань физической реальности и психической сильно размыта, и книга читается как сплошное наваждение), он начинает приходить к каким-то неочевидным (для нас) выводам касательно собственной жизни. Приехавшая жена обнаруживает эту странную троицу с непонятными отношениями и несколько взрывает странный, устоявшийся в этом доме порядок вещей. Когда в городок приезжает бродячий цирк, дочь хранителя вызывается стать жертвой гипнотизера, и сам Клив задает ей гипнотическую программу, зачем-то объявляя ее своей дочерью.
Надо понимать, что тема не очень здоровой дочери проходит красной нитью через весь роман, но природа ее заболевания тоже неясна. Момент гипноза, собственно, и становится второй кульминацией романа. А конец — вполне предсказуем и совершенно необъясним: пока в доме происходила вся эта красота, реальная дочь Клива кончает с собой где-то в Италии, о чем родители, понятное дело, узнают несколько позже. И в самом что ни на есть конце Клив понимает, что призрак, являвшийся ему, приходил не из прошлого, а из будущего. Дом он дарит своей подставной дочери, называя ее — или все же не ее? — в последней строке «своей Мариной, своей Мирандой, своей Пердидой».
Книга магнетична, поступки персонажей вполне постмодернистки необъяснимы, мотивация неочевидна: это ощущение, передаваемое текстом, — действительно наваждение, затмение, помрачение. Состояние, наверняка знакомое любому человеку 1945 года рождения… И вместе с тем, по ирландской традиции, автор предельно точен в деталях, но создает он из них не масштабное полотно, вроде «Улисса», а некую безделицу, миниатюру. В советские времена таких авторов и такие книги любили упрекать в мелкотемье — это именно оно и есть, но другой великий ирландский автор — Бекетт (как, впрочем, и Джойс) — вообще писал на микроскопические темы. Что нимало не убавило его величия в глазах истории.