Издательство Додо Пресс: издаем что хотим

Голос Омара

Евгений Коган Постоянный букжокей чт, 13 октября

Поющий бамбук

Александр Кан, «Пока не начался jazz»; Сева Новгородцев, «Интеграл похож на саксофон»

Самое прекрасное в книжках воспоминаний (кроме кучи фактов, документов эпохи и так далее), это, конечно, мелкие детали. Вот, например, из «Пока не начался jazz» Александра Кана:

«Однажды он [Владимир Чекасин] закончил отделение и призвал желающих выйти из зала на сцену, сесть за любой инструмент и начать играть – вне зависимости от степени владения этим инструментом. Обычно, воспитанная в почтении к понятию “артист” интеллигентная ленинградская публика в ответ на такого рода предложения слегка тушуется, и желающих находится немного. Но тут, не успел сам Чекасин уйти со сцены, по проходу к ней ринулся совсем еще мальчишка с по-детски оттопыренными ушами. Он резво взобрался на сцену, сел за барабаны и стал неистово по ним молотить. Так я впервые увидел Сергея Бугаева, получившего чуть позже прозвище Африка…»

Еще из книжки Александра Кана, теперь про рокеров:

«В 1985 году кульминацией такого экспериментирования [речь идет об “Аквариуме”] стал уникальный и больше никогда не повторявшийся концерт. “Аквариум” вышел на сцену Ленинградского Рок-клуба в таком составе: БГ, Курехин, Чекасин, Андрей Отряскин [гитарист из авант-рокового проекта “Джунгли”], Титов и Кондрашкин. Песни БГ звучали в тяжелых, резких аранжировках, с полиритмичным перкуссионным сопровождением Кондрашкина, с атональной колючей гитарой Отряскина и пронзительным соло Чекасина. <....> Рок-клубовская аудитория была в шоке. В шоке, видимо, был и сам БГ. Я с ним ни разу не говорил об этом и пишу сейчас, полагаясь на свои собственные тогдашние – быть может, ошибочные – ощущения. Как мне показалось, Боря просто испугался. Как бы заинтересованно он ни относился к экспериментам, но тут он почувствовал, что власть – определение того, чем, собственно, является его любимое детище, - внезапно уходит из его рук…»

Очень бы хотелось это услышать, конечно.
А вот познавательный факт из жизни Сергея Курехина:

«А затем [он – Дэвид Харрингтон, лидер Kronos Quartet] уже целенаправленно попросил меня передать Сергею Курехину вполне серьезный заказ – написать специально для них струнный квартет. Kronos был тогда на подъеме [речь идет про 1988 год]. Квартет уже вышел на свой звездный путь, но в то время сохранял репутацию умного и серьезного ансамбля, ни в коей мере не профанирующего музыку. Исполнение и неизбежное издание на пластинке Kronos курехинского опуса сыграло бы, казалось мне, неоценимую помощь в международном продвижении моего друга. Когда по возвращении домой я уже внятно, без американской суеты изложил ему суть предложения Харрингтона, он поначалу согласился и даже, кажется, пытался что-то из себя выжать. Однако то ли он не хотел и не мог заставить себя упорно работать в кабинетной тиши – не его это было дело, - то ли просто почувствовал, что сочинить и записать нотами серьезный струнный квартет, который в то же время отвечал бы его эстетическим принципам, просто не получается, но на затею эту он плюнул…»
Ну и просто забавная штука - кто бы знал, что «Странные игры», оказывается, дебютировали не в Ленинградском рок-клубе, а в Клубе Современной Музыки, специализировавшемся на фриджазе. А вот поди ж ты.

Такая же история со, скажем, замечательной книгой воспоминаний Севы Новгородцева «Интеграл похож на саксофон». Очень мне там понравилось, к примеру, одно место, где юный Сева приходит к приятелю, саксофонисту Сергею Герасимову, который делает мундштуки для саксофонов:
«Казалось, в тот момент все органы чувств Сергея были направлены на одно, его зрение и обоняние, вкус и осязание перестали делать положенное им природой и лишь помогали слуху понять глубину и тайну того, что вылетало из раструба. "Колокольчиков мало, - сказал он твердо, - земля есть, земли больше не надо, а вот колокольчика надо добавить. И, пожалуй, асфальта". Лицо Сереги приняло мечтательное выражение. "Локджо Дэвиса слышал? Вот у кого асфальт! Звук прямо дымится!" Я неопределенно покачал головой, было ясно, что в моем музыковедении были серьезные пробелы. "А Колтрейн?" - осторожно спросил я. "Колтрэйн это ртуть! – с неожиданной свирепостью заявил Серега. – С бронзой!" Далее наш разговор все более напоминал беседу двух гоголевских мужиков, оценивавших достоинства колеса чичиковской брички и рассуждавших, доедет ли это колесо до Москвы. Мы говорили про "песок" Сэма Бутеры, "войлок" Пола Гонзалеса и "поющий бамбук" Пола Дезмонда. От Серегиного идеализма отдавало юностью, пионерским костром.
- Чего бы ты хотел добиться, какая у тебя мечта? – спросил я Серегу, как в отряде. Он расплылся в счастливой улыбке.
- Я хотел бы сделать такой мундштук, - сказал он, - чтобы я ехал на машине, высунув его в окно, а сзади бежал бы Стэн Гетц и кричал: "Продай!!!"…»

Короче, почитайте!