Издательство Додо Пресс: издаем что хотим

Голос Омара

Евгений Коган Постоянный букжокей ср, 31 августа

Пусть придут, увидят сами, как обидели меня...

«Апельсинные корки», Мария Моравская

Мария Магдалина Франческа Людвиговна Моравская умерла то ли в конце 1940-х в США, то ли в конце 1950-х в Чили, а родилась в 1890-м в Польше, в небогатой католической семье, рано потеряла мать, а в возрасте 15 лет, из-за конфликта с мачехой, ушла из дома, оказалась в Одессе, потом в Санкт-Петербурге, включилась в революционное движение, дважды оказывалась в пересыльных тюрьмах. А еще она писала стихи – ей покровительствовал Волошин, ее хвалила Гиппиус (похвала этой женщины дорогого стоила), она общалась с Гумилевым, дружила с Эренбургом, была завсегдатаем «Бродячей собаки», потом, после Февральской революции, эмигрировала — через Японию и Латинскую Америку в США, и в результате оказалась практически забытой в России.

Книга «Апельсинные корки» появилась в 1914 году. Сборник детских стихов понравился Чуковскому и Георгию Иванову, а сама Моравская писала про него: «Это мои любимые стихи». И вот, наконец, благодаря маленькому, но гордому детскому издательству «Август», они переизданы.

Это – очень особенные детские стихи. Их главный герой – ребенок, которого обижают. Вернее, ему кажется, что его обижают – им владеют совершенно взрослые грустные мысли: ах, меня никто не любит! «Ах, обижают меня постоянно… Убегу в африканские страны…» — впрочем, пожалев «маму, котенка и братца», ребенок все же решит, что лучше остаться. Девочка из другого стихотворения требует убрать надоевших кукол, потому что мечтает о котенке, а Гришка из стихотворения «Беглец» убежал в Америку – его, конечно, нашли, на Приморском вокзале, и теперь он грустно кусает ноги, но мы-то знаем, что он – герой! И сразу в нескольких стихотворениях дети сидят дома, потому что на улице – дождь, или потому что они болеют, или еще по какой очень важной причине.

Никогда не читал таких детских стихов. Зато знаю, что дети начала ХХ века были очень этими стихами довольны. Надеюсь, и спустя сто лет дети будут счастливы, если родители прочитают им эти строчки. И совершенно уверен в том, что родителям эти строчки понравятся.

Горько жить мне, очень горько, —

все ушли, и я один…

Шебаршит мышонок в норке,

я грызу, вздыхая, корки, —

съел давно я апельсин.

Час я плакал длинный-длинный,

не идет уже слеза.

Соком корки апельсинной

я побрызгаю глаза.

Запасусь опять слезами,

буду плакать хоть полдня, —

пусть придут, увидят сами,

как обидели меня.