Ко дню расстрела Николая Гумилева (24 августа 1921 года)
«Угол отражения», Ида Наппельбаум
«Первым
писателем, с которым я встретилась в жизни, был Александр Куприн…» - это первые
строчки книги воспоминаний Иды Наппельбаум, и это не дает мне покоя. Потому что
очень сложно быть спокойным, если, родившись в 1974 году, ты знаешь Александра
Куприна через одно рукопожатие.
Пару лет назад я сидел в квартире на улице Рубинштейна,
за большим столом. И Екатерина Михайловна, дочь Иды Наппельбаум и поэта и переводчика Михаила Фромана, показывала мне
старые фотографии деда (того самого Моисея Наппельбаума) и старые книги –
первую книгу стихов Иды «Мой дом» 1927 года и книгу Фромана «Память», тоже
1927-го. Стихи Иды 1920-х хвалил ее учитель Николай Гумилев, особенно вот это
стихотворение:
Тот же город и тот же запах,
И Кремля утомленный звон,
В луковичных и пестрых шляпах
Быль отвесила низкий поклон.
Смутно вижу: о летнем театре
Афиши пестрят на столбе.
А душа моя делится на три –
О стихах, о былом, о тебе…
Ида вспоминала, как, спустя годы, встретилась с
Ириной Одоевцевой, и Ирина процитировала: «А душа моя делится на три…»
В этой квартире на Рубинштейна когда-то висел
портрет Гумилева. Осенью 1921 года его написала Надежда Шведе-Радлова – она
«писала его с натуры в последние месяцы перед арестом поэта». В 1937 году
Михаил Фроман, муж Иды, сжег этот портрет. «“Так надо, - еле слышно произнес
Фроман, - уже им интересуются, спрашивают людей”. Потом куски холста свернули в
рулон и унесли туда, где можно было их сжечь. Он горел, он дымил, он корчился в
тисках огня, он всполошил запахом масляной краски не только жильцов квартиры,
но и соседей по дому. К счастью, я всего этого не видела…» Потом, в самом
начале 1950-х, Иду арестовали – на допросах ей припомнили в том числе и тот
портрет. А уже потом, в 1985-м, по плохо сохранившейся фотографии и подсказкам
Иды Моисеевны художница Фаня Вяземская восстановила этот портрет. Когда мы
рассматривали старые фотографии, я все не мог оторвать от него взгляда.
Первая книга Иды Наппельбаум, «Мой дом», вышла в
1927 году. Вторая, «Отдаю долги», - в 1990-м. Вот она, передо мной, с
автографом Иды Моисеевны, и это тоже не дает мне покоя.
Знаю – точно серенькая мышка –
Ты, свернувшись, дремлешь в темном уголке.
Мне дыханья твоего не слышно
И не видно синей жилки на виске.
Далеко ты спишь сейчас, в другом бараке,
Но я чувствую дыхание твое,
По снегу пройдешь – и расцветают маки,
И на голых ветках соловей поет.
Кто ты мне? Чужая ведь, совсем чужая,
Встречная в дороге снеговой,
Но сплелась судьба моя лихая
С горькою твоей судьбой.
Все осталось там, за стрельчатым забором:
Юной дочери родимое лицо,
Мужниных забот незыблемые горы
И друзей старинных крепкое кольцо.
Ну, а здесь, за этою оградой,
Целый мир в тебе, в тебе одной,
И за все потер мне одна награда –
Знать, что мышка серая со мной!