Ночь темна, боль страшна…

«Блокадный дневник», Ольга Берггольц

«Вынули душу, копались в ней вонючими пальцами, плевали в нее, гадили, потом сунули обратно и говорят: “Живи”», - так писала Ольга Берггольц в дневнике вскоре после освобождения. Освободили ее в июле 1939 года, забрали в конце 1938-го – как и положено, за связь с врагами народа. Когда ее арестовали, она была беременной, ее били, в результате чего она потеряла ребенка. Две ее старших дочери умерли раньше – одна в возрасте трех лет, другая – восьми. Ее первого мужа поэта Бориса Корнилова (автора, например, текста «Нас утро встречает прохладой…») расстреляли в 1938 году. Ее второй муж, литературовед Николай Молчанов, умер в 1942 году в блокадном Ленинграде от голода... Так получилось, что мне очень трудно писать о текстах Ольги Берггольц, у меня к ним… слишком личное отношение. К тому же, ее дневники (и вообще, дневники как таковые) с трудом проходят по разряду литературы – в них должны разбираться историки, социологи, психологи. Для меня тексты Берггольц – и дневники, и стихи, и проза, - отдельная страница ранней советской литературы, и отдельная страница блокадных дневниковых свидетельств, и вообще отдельная и, повторюсь, очень личная история. Но мне очень хочется, чтобы ее тексты читали, и отдельно, чтобы читали ее дневники, которые уже очень скоро начнут выходить без купюр, с комментариями, большим изданием в несколько томов (и это, не побоюсь излишнего пафоса, обязательное чтение). Отрывки дневника, который Ольга Берггольц вела всю жизнь, печатались в разных изданиях, самое популярное – книга «Запретный дневник», тираж которой, кажется, уже кончился.

Ну вот, а некоторое время назад был издан ее «Блокадный дневник».

Первая запись блокадного дневника (вернее, «Блокадного дневника») Ольги Берггольц датирована 22 июня 1941 года: «14 часов. ВОЙНА!»

А вот последняя запись, 10 июня 1944 года: «Сын человеческий, сын человеческий, что ты сделал со своей женщиной, со своей матерью, любовницей, женой и сестрой? Что ты сделал с лучшим украшением и милейшей радостью мира – женским телом, женской силой? Не будет тебе ни прощенья, ни радости за все это. Что сделал – то и получишь! Ох, тяжкий мир. –

Ночь темна

Боль страшна…»

Между двумя записями – три года и целая жизнь.

Речь, условно, пойдет именно об этой книге.

Кроме обширных комментариев и блистательных сопроводительных текстов, там еще собраны рисунки времен блокады, черновики Ольги Берггольц и, едва ли не самое главное, - блокадные фотографии из ее архива с ее же пометками. Так получилось, что Берггольц – «голос блокадного Ленинграда» и все прочее – была еще человеком, который пытался сохранить память о блокаде. При том, что ее дневник – уже потрясающий памятник катастрофе, которая происходила в городе почти три военных года, Берггольц собирала фотографии, воспоминания, предметы – она собирала факты. Этих фактов в книге очень много.

И вот тут я сделаю небольшое отступление. Дело в том, что до недавних пор в Питере был только один памятник Ольге Федоровне Берггольц – на Литераторских мостках Волковского кладбища, его установили в 2005 году. Ну, и еще несколько мемориальных досок. Об одну из них, на улице Рубинштейна, какие-то упыри однажды зимой разбили бутылку с чем-то жидким – белая гадость растеклась по буквам и замерзла. Доску, конечно, довольно быстро отмыли, но она, мне кажется, стала немного темнее, чем была раньше.

Еще есть памятник в одном из дворов на Гороховой улице – он появился пару лет назад и подойти к нему мне так ни разу и не удалось: его поставили на обнесенной забором территории, которая, кажется, охраняется, и единственное, что я могу сказать про этот памятник, - он белый.

Так же несколько лет назад, осенью, в Невском районе Санкт-Петербурга, в школе номер № 340, открылся музей «Истоки жизни – Невская застава» имени Ольги Берггольц. Открылся громко, с посещением губернатора Санкт-Петербурга, так что о нем написали все СМИ. И хорошо, иначе бы о нем вообще никто не знал. В музее три небольших помещения. В одном, условно разделенном на несколько частей, есть кусочек довоенного школьного класса, довоенной школьной учительской, пионерского уголка. Дальше – довоенная комната простого рабочего Невской заставы и блокадная комната – примерно в таких интерьерах проходила жизнь, в том числе, и Ольги Берггольц. Отдельно – воссозданный по фотографии кабинет Ольги Федоровны, с книжным шкафом, столом, печатной машинкой, портретами Евгения Шварца и Анны Ахматовой. И потом – небольшой кинозал со стендами, на которых – фотографии Берггольц с детства до смерти в 1975 году. Там есть и копии документов об освобождении, и фотографии погибших дочерей и мужей, и книга с автографом, и всевозможные издания – от самых первых, до недавно изданного «Запретного дневника», в свое время изъятого чекистами. Большая страшная жизнь в трех маленьких комнатах и на нескольких небольших стендах.
С этой школой Ольгу Берггольц ничего не связывает. За исключением того, что сама школа расположена на улице ее имени и в районе Невская застава, с которым связана биография поэтессы. И еще тем, что нашлись люди, которые это все сделали, в буквальном смысле по крупицам собирая предметы быта того времени – вроде бы недавнего, но слишком настырно уничтожавшегося. Но это, в принципе, не музей Ольги Берггольц – это просто несколько с любовью обставленных комнаток, пройдясь по которым можно получить минимальное представление о довоенной жизни рабочих людей Невской заставы. И, чего греха таить, вспомнить о том, что вот, дескать, была такая поэтесса Ольга Берггольц, которая большинству известна как автор строк «Никто не забыт и ничто не забыто», а на самом деле – удивительно красивая, талантливая и несчастная женщина, которая прожила страшную жизнь, теперь уже навсегда вписанную в историю города.

Года два назад в городе появился еще один памятник, в начале четной стороны набережной очень извилистой Черной речки, где стоят мрачноватые дома из серого кирпича. Последние годы жизни Ольга Берггольц провела в одном из них, в доме 20. Там, в огромном дворе, и открыли скульптурную композицию памяти Берггольц: тетрадь, печатная машинка, выбитые на камнях стихи. Я все еще не понимаю своего отношения к этому памятнику, но оно точно не отрицательное.

А вот одно из стихотворений, выбитых на памятнике, - «Ответ», 1962 год:

А я вам говорю, что нет
напрасно прожитых мной лет,
ненужно пройденных путей,
впустую слышанных вестей.
Нет невоспринятых миров,
нет мнимо розданных даров,
любви напрасной тоже нет,
любви обманутой, больной,—
ее нетленно-чистый свет
всегда во мне,
всегда со мной.
И никогда не поздно снова
начать всю жизнь,
начать весь путь,
и так, чтоб в прошлом бы — ни слова,
ни стона бы не зачеркнуть.

К чему я это все? Я это все к тому, что памятники – это очень здорово, и они, конечно, должны быть. Но, пока не опубликованы дневники Берггольц, никаких памятников недостаточно, сколько бы их ни было. «Блокадный дневник» – первая ласточка. А уже осенью выйдет первый том полного собрания дневниковых записей Ольги Берггольц.

Что же касается всего остального… «А для слова – правдивого слова о Ленинграде» - еще, видимо, не пришло время… Придет ли оно вообще? Будем надеяться…» – написала Берггольц в дневнике 20 марта 1942 года. Да, будем надеяться.