Атомистическая теория велосипеда, или Интересный ад
"Третий полицейский", Флэнн О'Брайен
Продолжаем нашу многосерийную беседу о Флэнне О'Брайене: дорогая редакция в моем лице добралась до "Третьего полицейского". Что творится в существующих трех переводах этого романа на русский, не ведаю, но говорят, что последний, опубликованный издательством "Текст", пригоден для чтения и роман некое сильное впечатление производит и в переводе. Ну хорошо.
Читая О'Брайена (в любой его ипостаси), я на редкость остро интересуюсь персоной/тенью автора за его текстами, а применительно к "Третьему полицейскому" — и подавно. О'Брайен, как я уже сообщала почтеннейшей публике в прошлом своем эфире, всю свою писательскую жизнь старательно заметал свои человеческие следы в собственной прозе; то же утверждают и его биографы. Есть у меня знакомые, которые ведут себя в жизни так же, как О'Брайен — в своих текстах: это "удивительные человеческие магнитофоны" (с), чрезвычайно разговорчивые, скорые и острые на язык, экспансивные, мимичные, едва ли не буйные во всем и, одновременно, совершенно непроницаемые, полностью приватные, закрытые на все засовы, застегнутые на все пуговицы. Общаться с ними — все равно что наблюдать непрерывный стендап-спектакль — и без всякого результата пытаться влезть такому человеку если не в душу, то хотя бы в ее предместья. Ипостась О'Брайена-колумниста и не предполагает никакой интимности между читателем и автором, это разговор на базарной площади (или в людном пабе в большой компании). Но романы-то, романы? Обыкновенно слышишь в них какое-никакое личное высказывание, пусть и не все авторы откровенно гоняют персональных бесов. О'Брайен же всякий раз ухитряется скрыться в причудливой вязи своих дьявольски ловких, находчивых, точных и временами уморительно смешных словесных трюков. Быть может, поэтому его изысканный диковинный литературный дар широко известен в узких кругах, среди публики со специфическим чувством юмора и вкусом на такое вот ловкачество.
Содержание "Третьего полицейского" пересказывать без спойлеров затруднительно, поэтому скажу так: некий персонаж (его имени мы так и не узнаем), сирота более-менее с детства, возвращается — уже юношей — домой из приюта, полностью увлеченный трудами некоего ученого-философа де Селби (ему посвящены обильные подробные авторские сноски); вернувшись на родину, наш герой многие годы (без подробностей) постепенно приближается к ключевому событию своей жизни, а именно — [спойлер]. Это действие он совершает вместе с человеком, который все эти годы "заботился" о собственности и недвижимости нашего героя. После совершения этого действия наш герой оказывается в интересной странной реальности, очень похожей на обыденную, но все же причудливо другой. В этой причудливой реальности он сталкивается сначала с человеком, которого [спойлер][спойлер][спойлер], и тот рассказывает ему о трех полицейских, которые, среди прочего, умеют распознавать ветра по цветам и делать из этих наблюдений неожиданные выводы. Наш герой отправляется к этим полицейским, чтобы выведать у них о нахождении [спойлер]. Далее происходят приключения героя с полицейскими, в ходе которых он едва не [спойлер], но [спойлер], а попутно узнает поразительные вещи об атомистической теории человека и велосипеда, испытывает на своей шкуре апории Зенона, общую теорию относительности, устройство вечности и некоторые другие новейшие достижения и заблуждения (де Селби-)науки. В результате оказывается, что [спойлер], все вроде бы налаживается, но потом [спойлер]. В конце концов — как бы! — выясняется, что [спойлер].
На всё это я, загипнотизированный читатель, смотрю не отрываясь и к концу понимаю, что мне только что рассказали 200-страничную "лохматую собаку", и, вероятно, это самая длинная и остроумная "телега" в этом стиле, какую мне доводилось до сих пор слышать. А когда подберешь отвисшую челюсть и произнесешь сакраментальное "ну и ну-у-у" или "вот те на-а-а", автора-престидижитатора уж и след простыл.
Так отчего же мне неймется знать, что за штука такая — Флэнн О'Брайен? Оттого, что, в отличие от многих других писателей, он, мимоходом, буднично и со смешочками поминает Устройство Вселенной, Смысл Жизни и Всё Такое, а сосредоточиться настоятельно приглашает на Всём Другом, да и это, в общем, не всерьез. И мне в результате кажется, что О'Брайен что-то знает, но хитро скрывает от меня, хотя хвост этого "чего-то" постоянно мелькает за его словами.