Жизнь без сукровицы

"Повесть о жизни", Константин Паустовский

Изучать историю страны по мемуарам Паустовского нельзя. По мемуарам Паустовского можно изучать только конкретного Паустовского или некий обобщенный феномен субъективизации жизни (в меньшей степени своей, в большей – окружающей) при помощи расстановки-перестановки акцентов и незамечания (или осознанного осторожного опускания) ее важнейших и совсем не романтически-литературных аспектов. Но мы и не станем считать эту “повесть” (а на самом деле – огромный шестикнижный мемуар, над которым писатель работал почти двадцать лет) энциклопедией русской (и советской) жизни. Мы, с позволения, будем считать ее отпечатком души, посетившей этот мир в его минуты, с одной стороны, отнюдь не подходящие для нежности, тонкой печали и поэзии, а, с другой – полный воодушевляющих (хоть и постоянно исчезающих) надежд.

“Жизнь входила в сознание как нечто суровое и требующее постоянной работы для того, чтобы очистить ее от грязи, сукровицы и обмана и увидеть во всем ее великолепии и простоте”.

И Паустовский очищал, и писал о жизни не только прозу (и уж точно не мемуарную), а поэзию:

“Первая звезда зажигается в вышине. Осенние пышные сады молча ждут ночи, зная, что звезды обязательно будут падать на землю и сады поймают эти звезды, как в гамак, в гущу своей листвы и опустят на землю так осторожно, что никто в городе даже не проснется и не узнает об этом”.

Что, вроде, и не так уж необходимо в контексте воспомнаний о событиях, но очень важно для контекста внутреннего мира писателя.

“Я подумал, что мне, кажется, повезло в жизни. Может быть, главным образом потому, что я не требовал от нее многого. Конечно, я ждал этого многого и стремился к нему, но мог удовольствоваться и малым. Может быть, это свойство больше всего и обогатило меня?”