Издательство Додо Пресс: издаем что хотим

Голос Омара

Евгений Коган Постоянный букжокей ср, 23 марта

Мышцы жизни

«Черный квадрат», Казимир Малевич

«Черный квадрат» самое известное произведение Казимира Малевича, и, понятно, что книжку, составленную из статей и манифестов художника, иначе не назвать. Хотя именно о «Черном квадрате» в этом сборнике едва ли можно найти. Зато есть много чего другого – Малевич тут очень четко формулирует принципы нового искусства, призванного разрушить старое: «Когда исчезнет привычка сознания видеть в картинах изображение уголков природы, мадонн и бесстыдных венер, тогда только увидим чисто живописное произведение…»

Вообще, тексты Малевича (особенно манифесты) можно при желании воспринимать в отрыве, так сказать, от производства – в смысле, не воспринимать эти тексты именно как программные, а просто получать удовольствие от «футуристического» языка: «Честь футуристам, которые запретили писать женские окорока, писать портреты и гитары при лунном свете. Они сделали огромный шаг – бросили мясо и прославили машину. Но мясо и машина есть мышцы жизни. То и другое – тела, двигающие жизнь».

Малевич очень подробно и понятно объясняет, что такое супрематизм и с чем его едят, определяет цели и задачи нового искусства и анализирует причины его, искусства, актуальности. «Черный квадрат» - сборник очень серьезный (порой даже – слишком серьезных) искусствоведческих текстов, написанных человеком, который в буквальном смысле изменил искусство ХХ века.

И из-за этой нарочитой серьезности особенно неожиданно вдруг читать, скажем, вот такое:

«Прошли десятки тысяч лет, когда человек встал, поднялся и побежал, бежит, бежит и до сих пор; на помощь создает заводы, фабрики, готовит инженеров, изобретает машины, ибо руки человеческие не успевают вырабатывать продукт, ноги не успевают покрывать пространства, желудок не успевает переваривать пищу. А желанного блага нет и нет, мало того, все знамена в пути своем меняются, как верстовые столбы, на которых написаны и версты, и исчислено время достижения благого постоялого двора, а оказывается, что за постоялым двором вновь идут столбы, обещающие хорошие гостиницы.

Знамена меняются, как портянки, и толку нет, ноги потные, пальцы стерты, мозоли нарощены. Движение человеческое в надежде получить благо напоминает собою тех безумных людей, которые, увидя горизонт, бросились туда, ибо полагали найти край земли, позабыв, что они все стоят на горизонте и бежать никуда не нужно.

В другом смысле ищут мира благого в бешеной скачке лошадей, езде автомоторов и летательных машин, позабыв, что мир благой в них и, чтобы достигнуть его, не нужно эксплуатировать ни зверя, ни человека, ни машину, <не нужно> никуда ездить. «Мир как беспредметность». <Но> может быть, я сам, критикуя всех вождей, становлюсь сам незаметно вождем, предлагающим достигнуть блага в «мире как беспредметности», и опять также подниму людей и они побегут? Но вот как раз поднимать никого не хочу, ибо на моей скрижали полная пустошь, нет никакого пути, ни времени, ни обетования, скрывающихся за этой скрижалью, и <люди> могут быть покойны, что никто не получит ничего больше, чем другой, ни добром, ни злом, ни через автомобиль, ни через обладание пушкой, ни через бесконечные шептания молитвы, ибо взять с белой пустой скрижали нечего. Мчитесь на чем угодно, собирайте драгоценности, разводите для насилия газы удушливые, но знайте, что никакой ценности нет в мире благом и в нем ничего нельзя удушить и ничего ценного нет, и все то, что вы оценили, есть беспредметная бесценность. Вы хотите построить мир благой, добиться равенства, и уже в этом равенстве <видна> беспредметность весов, чашки весов равны. Вне движения этого беспредметного мира хотите достигнуть <мира благого>, но достигаете его через сознательное добро, <слово нрзб.> и в этом ваше бессилие, ибо хотите осознать то, чего нет, и возникает в силу этого образ, и полагаете, что близок ваш путь к действительности…»

Очень важная, очень полезная и, ко всему прочему, очень интересная книжка.