Другая страна приливов

"Первый нехороший человек" (The First Bad Man), Миранда Джулай

Дисклеймер: к этому эфиру прикреплена другая (исторически первая) книга Джулай, сборник ее рассказов, но она полностью стилистически показательна. Роман "Первый нехороший человек" пока не переведен на русский язык, но вдруг, кто знает... "Голос Омара" не раз генерировал в этом отношении правильную магию.

Все, что делает Миранда Джулай, — ее проза, поставленные ею фильмы, сыгранные кинороли, художественные оффлайн- и онлайн-проекты — пропитано удивительной уникальной жидкостью инопланетного из-умления. Это из-умление лишено каких бы то ни было полярных чувств вроде восторга или отвращения. Это чистое пространство, не знакомое с аналитикой. Я не представляю, как это можно эмулировать, носить, как маску или колготки, а вечером снимать и делаться рефлексирующим, самонаблюдающим существом, какие мы суть все, по большей части. По отзывам многих зрителей, главный ужас терри-гильямовской "Страны приливов" состоит как раз в том, что все происходящее мы видим глазами ребенка, который пока не "понимает", что именно он наблюдает. Под "пониманием" имеем в виду способность назначать событиям категории из полярного набора; взрослый — тот, среди прочего, кто насобачился безошибочно и молниеносно эти категории назначать и следом блаженствовать или мучиться от результата произведенного назначения.

Миранда Джулай, технически, — взрослая тетенька за 40. Но всё, что она пишет, не имеет категорий. Мирандины "плохой", "уродливый", "противный" и пр. не напитаны ею; читая ее тексты, понимаешь, что она — как земные дети — заимствует эти категории, никак с ними не сродняясь, не присваивая их. Присваивает она совершенно другие вещи — те, которые непосредственно видит (или домысливает). В некотором смысле Миранда — хайнлайновский "белый свидетель", однако свидетельствует она тому, что видит не только снаружи, но и внутри себя — и в глазах других, и для нее во всем этом нет никакого различия, это одно и то же. Это хайнлайновский Валентайн Майкл Смит.

"Первый нехороший человек" — первый, просите за вынужденную тавтологию, роман Джулай, сюжетно он про странную 40-с-чем-то-летнюю женщину Шерил, которая представляет собой поначалу интересный гибрид Шелдона Купера и Эми Фаулер (это было сравнение для тех, кто смотрит "Теорию Большого взрыва"). Она работает в конторе, 20 лет производящей видеометодички по самообороне для женщин. У Шерил причудливая личная жизнь с самой собой, в которую втянуты окружающие ее люди, хоть они об этом и не догадываются. У Шерил вообще причудливейшая жизнь, о которой никто не догадывается, потому что она есть у каждого, кто постоянно и все замечает и никак не оценивает, и, наоборот, ее нет у тех, кто замечает мало что, кроме своих оценок (это все мое морализаторство, ничего подобного в тексте ни говорится вслух, ни подразумевается — и это важно). У Шерил есть прошлые, настоящие и, потенциально, будущие воображаемые друзья, она носит свою планету на себе и поэтому практически везде и всегда дома.

Впрочем, никакая идиллия не вечна, и на планету Шерил высаживается чужой. Вернее, чужая — барышня Кли 20 с чем-то лет отроду, и этот землянин женского пола устраивает Шерил конфликт цивилизаций. Дальнейшее изложение сюжета будет сплошным спойлером, поэтому воздержусь. Поразительно то, что вроде бы вполне обыденная бытовая коллизия натур длиною примерно в год (то же мне новость! люди разные, и им трудно друг с другом!) со всякими несверхъестественными человеческими катавасиями читается как остросюжетный триллер с наркотиками, спасением Земли от Судного дня и блистательными ушами Дэниэла Крейга в каждом втором кадре. Нет, Кли не приобщает Шерил к землянам, а Шерил не забирает Кли на свою планету. Все по-настоящему, никакой карамели в сахаре. Всё красивее.

Потрясающая, полная, бескомпромиссная невозможность понимания между людьми дается Миранде на "отлично". Чтобы оно давалось на "отлично", это нельзя оплакивать, нельзя цокать языком, качать головой и устремлять повлажневшие взоры к предполагаемому горизонту. Нужно подробно, скрупулезно и очень бесстыже наблюдать и докладывать читателю. И вот это бесстыдство — взахлеб, без единой утайки, без жеманства, эвфемизмов и изгибания позвоночника — раздражает тех Мирандиных читателей, которых это раздражает. Я, в целом, в состоянии их понять: понятно, когда из-за какой-нибудь невозможности скорбят, вздыхают, негодуют или даже цинично поплевывают через губу. Но трудно вынести, когда ее подробно, перебирая замурзанными пальчиками, раскладывают по крупицам, никаких вердиктов о ней не вынося. Джулай голосом Шерил (своим, понятно, голосом — он у нее один везде, во всех ее работах, как я уже сказала) постоянно сообщает о ситуациях, которые девять из десяти — повод для малого или большого "финского стыда", это мучительно гадко, противно, унизительно, несправедливо (продолжите список сами — у любого из нас найдется еще пара десятков наречий из этого ряда). Но довольно скоро критическая масса этих наречий внутри схлопывается в громадный восклицательный знак, под которым тихонько, петитом набрано: все это "гадко, тоскливо, унизительно..." только потому, что ты это так назвала.

Роман "Первый нехороший человек" похож на человека, который на ваших глазах совершает что-то непостижимое, что-то сверх выносимого, у вас сердце воет и ёкает, пока вы глядите на это, а этот человек не подозревает, что вообще-то на Земле принято над всем этим выть и ёкать. Ему, этому человеку, не рассказали, как надо. Поэтому он живет, как на Марсе. Здесь.