О зеркальных коридорах, связях всего со всем и паранойе (досужее)

"Улисс", Джеймс Джойс, "Радуга тяготения", Томас Р. Пинчон

Предупреждение: в этом эфире будут а) дурацкие наглые обобщения (далее -- ДУНОБ), б) еще немного ДУНОБ. Я предупредила. Конец предупреждения.

Сегодня я выступлю в жанре пресловутой мыси. Итак. Читая "Улисс" (в исходнике и с развернутым комментарием Дона Гиффорда), я постоянно вспоминала о Пинчоне и, скажем, "Радуге тяготения". Оба автора чаруют меня (тут принято писать "нас", но ДУНОБы у меня запланированы дальше) этой самой энциклопедичностью, которую обожают отмечать критики. А энциклопедичность — это что? Это красивые упорядоченные вавилоны осмысленных фактов, швейцарский сыр знаний и наблюдений, с ловчейшими плетениями внутри себя. Я бы даже сказала, это такое пространство Калаби-Яу, извините. Т.е. просто уметь решать сложные кроссворды недостаточно, чтобы такое писать. Нужно еще и уметь заплетать это все логично, с красивым смыслом, и чтоб такое переплетение давало смысла больше, чем арифметическая сумма переплетенных фактов. Джойс с Пинчоном потому и классики (не сравниваю!), что ого-го как умеют это. Вот что занимательно: у обоих авторов в этом макраме прорисовывается гуманистический стих, но у Джойса это гуманистический стих гостя с Андромеды, который с душою и чувством (какие у них там на Андромеде они есть) к человечеству, но — гость, и в наблюдения его почти не просачивается пыл, какой я отчетливо слышу у Пинчона, и Пинчон, на мой слух, как раз отсюда, с этой планеты. И поэтому у Джойса зеркальные коридоры связей всего со всем, отмена последовательности времен и пространств (т.е. одновременности и одноместности всего происходящего, и античной Греции, и Ирландии ХХ века) получается глубокой и вольной, как у любого великого энциклопедиста-землянина, но совершенно не хватает за лацканы и ни к чему не взывает, даже обинячно. А вот Пинчон как землянин в таких анфиладах зеркал заражает нас паранойей, и его отмена времени-пространства получается анизотропной, призывной (хотя понятно, что этот призыв — сильно потайная вещь, она не прёт из щелей, и взятие за лацканы происходит очень деликатно, хоть и настойчиво).

В целом, кажется, мощная американская проза ХХ в. склонна к такой анизотропии сильнее английской/ирландской.

Оба подхода увлекательны и красивы неимоверно, однако я экспериментально установила, что Джойсов мне несколько роднее.

Спасибо за внимание.