Издательство Додо Пресс: издаем что хотим

Голос Омара

Евгений Коган Постоянный букжокей ср, 2 декабря

На стене полно теней от деревьев (Многоточье)

«Сто стихотворений. 1961—1970», Леонид Аронзон

Леонида Аронзона — поэта, в середине 1960-х принадлежавшего к кругу «Малой Садовой», а в 1970-м погибшего при странных обстоятельствах в возрасте тридцати одного года, — при жизни практически не печатали. Да и после смерти его не печатали довольно долго – в 1979 году составленный Еленой Шварц сборник Аронзона вышел приложением к самиздатовскому журналу «Часы» (спустя годы сборник был переиздан сначала в Иерусалиме, потом в Санкт-Петербурге), в 1990-м вышла составленная Владимиром Эрлем книга «Стихотворения», а потом, в 2006-м, «Издательство Ивана Лимбаха» сделало его двухтомник, почти сразу ставший библиографической редкостью, - на сегодняшний день это самое полное собрание стихов поэта. И вот, наконец, выходит очередная его книга — издательство «Барбарис», которое выпускает книги редко, но метко, начинает издание серии, посвященной поэту, и первая книга в серии называется «Сто стихотворений. 1961—1970». Если посмотреть на это событие с точки зрения не повседневности с ее проблемами и заботами, а с точки зрения культуры вообще, то выход этой книги – одно из главных событий Года литературы, что бы ни значило это странное бюрократическое понятие. Представить себе ленинградскую культуру в частности и российскую (советскую неподцензурную) в целом без текстов Аронзона невозможно. И будет очень обидно, если книга «Сто стихотворений» окажется незамеченной, как уже неоднократно случалось с не менее важными для понимания русской литературы второй половины ХХ века книгами.

***

Вымершим миром, немым отпечатком
тучи стынут на вогнутом небе,
слово — как тупость, и ветер из кадки
плещет ливень в оглохшую невидаль.

Памяти нет, ни мечты и не времени,
выпали мысли, остались глаза,
сплошной можжевельник сжимается в темень,
сосны и тени по жутким лесам.

Нет ни тебя, ни его, и в корзине
листьев <и> сучьев, свалившись на дно,
светит луна — ни отнять, ни унизить,
ни потерять, ни понять не дано.

***

На стене полно теней
от деревьев (Многоточье)
Я проснулся среди ночи:
жизнь дана, что делать с ней?

В рай допущенный заочно,
я летал в него во сне,
но проснулся среди ночи:
жизнь дана, что делать с ней?

Хоть и ночи все длинней,
сутки те же, не короче.
Я проснулся среди ночи:
жизнь дана, что делать с ней?

Жизнь дана, что делать с ней?
Я проснулся среди ночи.
О жена моя, воочью
ты прекрасна, как во сне!

***

Несчастно как-то в Петербурге.
Посмотришь в небо — где оно?
Лишь лета нежилой каркас
гостит в пустом моем лорнете.
Полулежу. Полулечу.
Кто там полулетит навстречу?
Друг другу в приоткрытый рот,
кивком раскланявшись, влетаем.
Нет, даже ангела пером
нельзя писать в такую пору:
«Деревья заперты на ключ,
но листьев, листьев шум откуда?»

***

В двух шагах за тобою рассвет.
Ты стоишь вдоль прекрасного сада.
Я смотрю — но прекрасного нет,
только тихо и радостно рядом.

Только осень разбросила сеть,
ловит души для райской альковни.
Дай нам Бог в этот миг умереть,
и, дай Бог, ничего не запомнив.

***

Как хорошо в покинутых местах!
Покинутых людьми, но не богами.
И дождь идет, и мокнет красота
старинной рощи, поднятой холмами.

И дождь идет, и мокнет красота
старинной рощи, поднятой холмами.
Мы тут одни, нам люди не чета.
О, что за благо выпивать в тумане!

Мы тут одни, нам люди не чета.
О, что за благо выпивать в тумане!
Запомни путь слетевшего листа
и мысль о том, что мы идем за нами.

Запомни путь слетевшего листа
и мысль о том, что мы идем за нами.
Кто наградил нас, друг, такими снами?
Или себя мы наградили сами?

Кто наградил нас, друг, такими снами?
Или себя мы наградили сами?
Чтоб застрелиться тут, не надо ни черта:
ни тяготы в душе, ни пороха в нагане.

Ни самого нагана. Видит Бог,
чтоб застрелиться тут не надо ничего.

***

Приближаются ночью друг к другу мосты
И садов и церквей блекнет лучшее золото,
сквозь пейзажи в постель ты идешь, это ты
к моей жизни, как бабочка, насмерть приколота.