Люди среди людей 1

"Пятый ребенок", Дорис Лессинг

Странная дилогия выдающейся английской писательницы ХХ века Дорис Лессинг, хорошо знакомой российскому читателю еще с советских времен. В «Пятом ребенке» классик и нобелевский лауреат отходит от своего традиционного видения мира в духе «критического реализма» (как в массивной пенталогии «Дети насилия») и, как можно ожидать от большого мастера, талантливо играет с «популярными» жанрами.

Первая книга «Пятый ребенок» начинается с довольно долгого, обманчиво спокойного и подчеркнуто реалистичного повествования рассказывающего о средней семье и ее жизни, предшествовавшей рождению пятого ребенка — Бена. По ходу дела мы выясняем, что, родив четверых, мать пятого особо не желала, а тут еще и ребеночек получился странный — его пугались дети и домашние животные, которых (существует подозрение) он душил уже года в два. Ребенок практически неразвит, но очень силен, и в грудном возрасте сильно мучает мамочку — в частности, тем, что постоянно орет. Вплоть до того, что сердобольные родственники с вялого согласия матери сдают странного ребеночка в жуткую больницу для недоразвитых, где их медленно успокаивают и убивают. Через некоторое время мать, в которой проснулся наконец родительский инстинкт и совесть, вызволяет свое чадо из этого кошмара. Обширное семейство с годами вынужденно рассеивается (включая отца, который все больше времени проводит на работе — все из-за непонятного ребенка), и мать остается в доме одна с ним. Поскольку ребенок совершенно неуправляем, его держат взаперти, но находят ему кого-то вроде няньки — хиппи и байкера, который вводит его в свою компанию, и Бен все больше времени начинает проводить с этими «сомнительными» с филистерской точки зрения личностями, которые одни относятся к нему по-человечески. Роман заканчивается тем, что мать сознает, что ребенок, должно быть, — совершенно не от мира сего, чужой в этом мире.

Лессинг в этой книге делает одну очень интересную штуку — в традиционное ровное повествование (безоценочно рассказываемую историю) вправляет двойное дно, и не одно. С одной стороны, это привычный роман с хитрыми поворотами сюжета, изложенный ровным и спокойным голосом отстраненного наблюдателя, который лишь изредка позволяет себе вмешаться в жизнь персонажей (главным образом — второстепенных, например, сообщить об их дальнейшей судьбе). С другой стороны — жуткий готический сказ, создающий ощущение безысходного ужаса, растворенного в обыденности, этакий «новый Франкенштейн», чудищем коего и является, по сути дела, несчастный маленький Бен. С третьей стороны, это социально-психологический этюд, подвергающий пристальному пересмотру до сих пор актуальные проблемы материнства, воспитания и человеческих ценностей вообще, но при этом, книга не выглядит трактатом, ибо, как это свойственно хорошей английской литературе, идеологическая составляющая не выпячивается в авторских монологах или речах персонажей, а рисуется собственно сюжетом и его перипетиями (за что российские читатели и любят английскую литературу — за фантазию). И вот эта игра (в том числе, с чисто литературными темами и сюжетами) придает «Пятому ребенку» богатую многомерность.