Единожды обжегшись...
"Ожог", Василий Аксенов
Аксенов – мой частично, но очень любимый писатель. Роман “Ожог” я впервые прочел за ночь лет тридцать назад, когда мне его в виде заграничного и запрещенного издания выдали под обещание наутро вернуть. Запомнилось выражение “извлек свой каменный, горячий, дурно пахнущий член” и хитрая поза при сексе втроем, которую, как выяснилось недавно, я неправильно трактовал. Все остальное как-то растворилось в истерике юношеских ночных бдений. Не знаю, делать ли вывод, что вся прочтенная за ночь запрещенная тогда литература была прочтена неправильно, и не уверен, что всю ее теперь надо перечитать чуть более вдумчиво. Но вот, перечитав “Ожог”, я нашел в нем много непрочитанного тогда. С расположением фигур в процессе сношения я разобрался – и понял, что уж как-то многовато для сегодняшнего читателя там того, что раньше бы назвали карнавализацией, а теперь я, слегка умудренный, назвал бы романтизацией алкогольного трипа (хотя в описываемые времена слова “трип” еще, кажется, не было). Но та часть “Ожога”, которая самая абсурдно-прикольная (и мне сегодняшнему не особенно интересная) – это адаптация идеологии американских битников, закидывавшихся разнообразными изменителями сознания, к абсурдной советской действительности, когда эффективно и относительно безопасно можно было закинуться портвейном в подъезде, винцом в Гурзуфе или коньяком в ресторане Дома литераторов. А приключения после закидывания могли быть вполне себе фантастическими (это подтверждаю собственными, более поздними, но не менее удивительными опытами). Но детальное описание хаоса сознания – сейчас не вштыривает. И, боюсь, не вштырит читателя нового. Зато междухаосные описания советской жизни (которые могут современному молодому читателю показаться еще более абсурдными, нежели описания алкотрипов) – вот они меня штырят и сейчас. Аксенов-реалист в этом романе победил Аксенова-лжебитника (в моем чтении, в моем), и отражения его личной трагедии супротив отражений его личных модернистских амбиций – как-то нынче мне важнее. И то, что эти отражения им спрятаны – это ничего, я их сегодня, когда мне роман дали не на ночь – могу обнаружить и оценить.