Другая сторона Тараканища

Разные воспоминания о Корнее Чуковском

Воспоминаний о Чуковском – мильоны, но разрозненных. Цитат из воспоминаний – искореженных и перевранных – мильоны мильонов.

Но можно взять вот такую застарелую книжицу и попробовать мелким ситом отсеять ерунду: тут совершенно разные, знаменитые (Кассиль, Тынянов, Федин, Маршак, Алигер, Каверин) и не особенно знаменитые люди вспоминают Чуковского (разрешенным, конечно, для того времени способом). В сборе получается то, что раньше повсеместно называлось “штрихами к портрету”. Настоящий, полноценный портрет не так чтоб получился, зато некоторые штрихи, многократно проведенные по одному и тому же месту, образовали жирные полосы. Из основных полос: много, крайне много работал, так, как мы нынче, похоже не умеем; в работе был строг к себе и окружающим, любил детей (понятное дело – Переделкино, добрый дедушка в валенках, костры и чтения стихов), был взбалмошен, но отходчив, умел быть душой компании, но страдал от чрезмерных и постоянных желаний разных компаний сделать его своей душой. И почему-то постоянно про то, что, дескать, не только Тараканищем славен Чуковский, но и Некрасовым, Некрасовым... Дался им этот Некрасов, певец народных страданий... Вероятно, Некрасов служил этаким реабилитационным пропуском на Парнас тогдашний...
Из информативных воспоминаний – очень интересен рассказ секретаря Чуковского Клары Лозовской про то, как была организована работа К.И. – это мемуары по делу.

Но, вообще-то, для формирования полноценного портрета, если кому надо – лучше не полениться и прочесть многотомные дневники самого Чуковского. Они очень грустные, непоказные, и там много о том, чего вспоминатели либо не видели, либо не хотели упоминать. По дневникам видно, насколько порой он был не уверен в себе, напуган, не удовлетворен работой и жизнью и, в общем-то, не очень счастлив.

Не знаю, впрочем, какой урок можно извлечь из этих книжек. А что, надо, чтоб уроки обязательно извлекались?..