О любви к девушкам из Нагасаки
"Японская мозаика Владивостока", Зоя Моргун
Великолепно познавательная книжка — у нее, по большому счету, лишь один недостаток, как у всех дальневосточных и, я подозреваю, большинства провинциальных и многих метропольных книжек: отсутствие вменяемого редактора. Адовы в ней только справка об авторе на обложке и предисловие, но их можно не читать. Остальное — нужно.
Откуда бы еще я, к примеру, узнал о татуировке дракона в четыре краски, которую сделал себе будущий Николай-второй-кровавый-предводитель-хулиганов, когда в своей кругосветке останавливался в Японии (умалчивается только, где именно ему ее сделали)? Или с кем провел ночь с 3 на 4 мая 1891 года, когда они с греческим принцем «пошли по блядям» (с «девушкой из Нагасаки», вернее — ее прототипом, который был далеко не девушка в свои 31 год)? И так далее. В упрек автору можно было бы поставить то, что вынесено в название, а именно — мозаичность, но я этого делать не будут, ибо материала столько, что на заполнение швов между кусочками до связного нарратива ушла бы еще одна пара десятков лет, если не больше.
Вся история родного города (ну т.е. наиболее интересная ее часть, до прихода большевиков) представлена через эту мозаичную призму японского присутствия — с особым отношением к проституткам, ибо они почти всегда составляли большую часть японского населения Владивостока — и важнейшую часть населения вообще. Что же касается мифологизированных в нашем сознании 20-х годов прошлого века, то здесь вполне ясны два урока: несколько конкретный и несколько абстрактный.
Во-первых, золотой запас Российской империи растранжирил адмирал Колчак на поддержку своего безнадежного предприятия. Теми или иными путями большая часть золота оказалась в Японии и на ней так или иначе покоится благополучие мировой банковской системы. Сюжетов в этой части истории масса, но все укладывается в этот довольно нехитрый тезис: средства растворились в клаузевицевом «тумане войны»: японские поставщики колчаковской армии сперва не успевали за ситуацией, а потом и стараться перестали, и золото просто осталось в Японии. Ну, и разворовали часть.
Во-вторых, советская власть все крайне усложнила в русско-японских отношениях. Пресловутых имперских противоречии двух стран, конечно, тоже никто не отменял, но они так или иначе были завязаны преимущественно на экономику (включая экспансионистские устремления милитаристских фракций), но прежде этой «реальной» дипломатией занимались все-таки профессионалы. Никогда не было оснований сомневаться в циничной искренности японцев, желавших лишь эксплуатации ресурсов Восточной Сибири и ДВ (ну и территорий для заселения). На все остальное им было более-менее наплевать. Для этого они, естественно, желали нормальных отношений со всем русским народом, а не с отдельным его классом. Но пришли тупые большевики и все испортили. Без большевиков и их кровавой каши, есть ощущение, можно было бы как-то колонизировать ДВ совместно и вполне выгодно для всех участников, включая китайцев, корейцев и маньчжур. Из этого вполне могла бы произрасти какая-то другая история Пасифики, но история сослагательного наклонения не знает, поэтому последствия мы расхлебываем по сию пору.
Но вот одна мысль все же несколько освобождает. Можно параноить и подозревать любые козни и заговоры, но с хорошей точностью все в истории взаимосвязано совсем не так, как мы думаем, а как-то иначе, и виной всему — тотальный бардак, свойственный человеческому состоянию вообще. Книга Зои Моргун, таким образом, способна подвести читателя и к такому наблюдательному пункту, хотя не уверен, что автор имела это в виду.
Бонусом к ней — несколько факсимильно воспроизведенных страниц дневника одного японца, уехавшего из города в 1923 году. На родине он счел нужным вести записи на русском, и это (а также слог) настораживает с первых строк. Далее развивается превосходный сюжет то ли воспоминаний о романтической любви, то ли мастурбационной фантазии, из которого ясно, что по-русски он пишет, чтобы никто на родине прочесть не мог. 23-летний японец знакомится с неким черноликим (непонятно — вряд ли негром) англичанином и его русской женой, живущими в районе Мальцевской (стадиона Авангард), которая тут же начинает при муже нашего японца клеить, рассказывая ему о том, что любовь должна быть свободна и открыта. Все это — в аранжировке куртуазных манер начала ХХ века и вполне изысканным слогом с небольшим количеством описок. Но обрывается кусок дневника как раз на самом интересном месте, блин. И вот теперь я думаю, кого мне подкупить, чтобы прочитать остальное в этой истории.