Не тот самый Мюнхгаузен

"Удивительные путешествия на суше и на море, военные походы и весёлые приключения Барона Фон Мюнхгаузена, о которых он обычно рассказывает за бутылкой в кругу своих друзей", Готфрид Август Бюргер. Рудольф Эрих Распе

Кто его знает, чего это я про лживо-хвастливого Мюнхгаузена вспомнил?.. Но вот – вспомнил. Вытащил со дна памяти носатый бюст барона и другие хрестоматийные гравюры Доре, пересказ Корнея Чуковского и забавный мультик советских времен. И какие-то смутные сведения о том, что книжка на самом-то деле – не особенно и детская. А потом нашел зелено-болотный томик “Литпамятников” и с радостью – нет, не перечитал, а впервые прочел (о, стыд мне!) оригинальное – точнее, оригинальные – сочинения.

Помимо полученных сведений о том, что авторов у этих приключений – чуть больше одного (и основными считаются два вышеозначенных, плюс, по неподтвержденным данным, сам барон, реально существовавший), я получил подтверждение недетскости книжки. Мало того, что там присутствуют некоторые не очень понятные детям пикантности, основной (“классический”) текст написан весьма забавным, но отнюдь не корнейчуковским языком, сложноватым для детей что нынешнего, что восемнадцатого века. И приключения бароновы не все хорошо нам известны (нам – в смысле, малообразованным дурням типа меня, не знакомым с первоисточниками), и настроение от книжки какое-то совершенно не такое, какого я ожидал.

Во-первых, когда понимаешь, что читаешь хоть и развеселый бред, но предназначенный все-таки для взрослого глаза и ума, то начинаешь немножко иначе относиться к герою. И из безобидного симпатичного враля Мюнхгаузен порой превращается в довольно неприятного типа – с одной стороны, предельно бессовестного хвастуна (если ему не верить), а, с другой стороны (если ему верить), то просто во вполне бессовестного, циничного типа – а вы почитайте, почитайте: он там через людей только так переступает – ни морали, ни этики... Но можно от героевой несимпатичности абстрагироваться (все равно ж барон лубочно-условен), и тогда наступает “во-вторых”, которое имеет сугубо литературный окрас .

А, во-вторых, мне стало ясно (вероятно, снова в силу моей малообразованности), что “Приключения” эти – не столько продолжение славных традиций Рабле и Свифта, не дидактическая сатира (пусть даже и не социально-политической, а хотя бы антропопсихологической направленности), а эдакий хитрый жанр-перескок. От народной сказки, где находилось место, скорее, удивительному, нежели противоестественному, и, скорее, волшебному, чем алогичному – и сразу к литературе абсурда, туда, куда нескоро еще пришли Кэрролл, Ионеско и Хармс (к примеру). И вот этот вот абсурд, запредельный и дичайший, кажется совершенно поразительным в рамках литературы XVIII века (пусть и развлекательной) – точнее, удивляет его радикальное выпадание из этих рамок.