Особый жаргон

Соломон Волков, "Диалоги с Иосифом Бродским"

Все уже давным-давно прочитали книгу Соломона Волкова «Диалоги с Иосифом Бродским». Но так бывает – совершенно необъяснимым образом пропускаешь какую-то важную, нужную и обсуждаемую книгу, потом волна уходит, и ты сколько-то там лет ничего не слышишь о ней. А потом она вдруг всплывает, и оказывается: то, что ты ее пропустил, – большая потеря (естественно, для тебя, книга-то от этого хуже не становится).

У меня все это как раз произошло с «Диалогами с Иосифом Бродским». Книга вдруг всплыла откуда-то, показалась с верхней полки, промелькнула в разговоре, мама сказала: «А ты читал?..» – «Не читал». – «На, прочитай обязательно». И потом от нее уже невозможно было оторваться.

С Бродским все понятно, и, несмотря на это, продолжают поражать его эрудиция, его интеллект, его способ мышления и анализа, его память. Уникальная личность, конечно, невероятная, возвышающаяся над своим временем. Но не стоит думать, что «Диалоги…» – заумные философствования двух интеллектуалов об искусстве и жизни вообще. Потому что Бродский и Волков – это прежде всего два дико остроумных человека. Чего стоит хотя бы постоянный рефрен Бродского: «А где вы жили всю жизнь, Соломон? В какой стране?..». Вот это вот все:

«СВ: А какого размера камера?

ИБ: Если не ошибаюсь, восемь или десять шагов в длину. Примерно как эта моя комната здесь, в Нью-Йорке, но уже в два раза. Что же в ней было? Тумбочка, умывальник, очко. Что еще?

СВ: Что такое – "очко"?

ИБ: Очко? Это такая дыра в полу, это уборная. Я не понимаю, где вы жили, Соломон?!..»

Не хочу писать никаких подробностей. Все знают, кто такое Иосиф Бродский. И мне хочется верить, что если не все, то хотя бы большинство знает, кто такой Соломон Волков. Просто вот вам несколько цитат, после прочтения которых нужно срочно бежать в книжный, если у вас дома еще нет этой совершенно необходимой, уникальной, нереально увлекательной книги.

«Ведь в чем идея артистической колонии? В противостоянии поэта и тирана. А это возможно только тогда, когда, скажем, вечером в опере они встречаются. Тиран сидит в ложе – поэт в партере. Он представляет себя карбонарием, в воображении своем он вытаскивает револьвер. А вообще-то он бормочет нечто сквозь зубы и бросает гневный взгляд. Вот и вся идея богемы...»

«Я помню очень отчетливо, как я спросил ее нечто, касающееся Сологуба: в каком году произошло такое-то событие? Ахматова в это время уже поднесла рюмку с водкой ко рту и отпила. Услышав мой вопрос, она сделала глоток и ответила: "Семнадцатого августа тысяча девятьсот двадцать первого года". Или что-то в этом роде. И допила оставшееся...»

«Нам на наши рассуждения по этому вопросу могут возразить: да, у вас есть на Западе аудитория, но эти люди ничего не понимают, потому что не говорят с вами на одном языке. А я на это вот что отвечу: с человеком вообще на его языке никто не говорит! Даже когда с вами жена разговаривает, она не на вашем языке говорит! Разговаривая с ней, вы приспосабливаетесь к жене. И к другу вы себя приспособляете. В каждой подобной ситуации вы пытаетесь создать особый жаргон. Почему существуют жаргоны? Почему существуют всяческие профессиональные терминологии? Потому что люди знают, что они все – разные животные, но от этого страшненького факта они пытаются отгородиться, создав какую-то общую идиоматику, которая будет кодовым языком для "своих". Вот таким-то образом и возникает иллюзия, что ты – среди "своих", что в данной группе тебя понимают. Разумеется, когда ты, выступая, хохмишь, а в зале начинают улыбаться и хихикать – то есть демонстрируют, что "понимают" тебя, – то это вроде бы приятно. Но в общем это удовольствие, без которого можно обойтись…»

Как-то так, если коротко.