Издательство Додо Пресс: издаем что хотим

Голос Омара

Макс Немцов Постоянный букжокей пт, 30 января

Преданья старины глубокой, ха-ха

"Сказания древнего мира для юношества", Карл Фридрих Беккер

Перед вами — если вы не поленитесь ее отыскать — книга немецкого писателя и педагога Карла Фридриха Беккера (1777—1806) — отчасти сокращенный перевод его первого историографического труда, сделанный в 1843 году выдающимся русским просветителем, филологом, критиком и журналистом Николаем Ивановичем Гречем. Все это не должно отпугивать современного читателя: в книге Беккера нет ни намека на академичность и пыль веков смахивать с этих страниц вовсе не нужно. Да и не только «юношеству» будет интересен довольно подробный обзор истории древнего мира — от мифов о сотворении Вселенной до распада Западной Римской империи, — наполненный живыми подробностями быта различных племен и народов, занимательными историческими анекдотами, слегка неожиданными выводами и параллелями с современностью. Странным образом книга о незапамятной древности, написанная в начале позапрошлого века, началу XXI столетия оказывается созвучна.

Карл Фридрих Беккер окончил университет в Халле, где изучал историю и философию, затем преподавал в Коттбусе, но слабое здоровье вынудило его заняться исключительно литературной деятельностью. Беккер оставил три основных труда: «Сказания древнего мира для юношества» — трехтомный очерк истории древнего мира, изданный в Халле в 1801—1803 гг.; «Поэтика с точки зрения историка» (Берлин, 1803); и девятитомную «Всемирную историю для детей и их воспитателей» — ее издавали в Берлине в 1801—1805 годах, продолжали несколько немецких историков и педагогов, неоднократно переиздавали; она стала основой для учебного курса истории. Умер Беккер 15 марта 1806 года в Берлине, предположительно — от чахотки. Ему было всего 29 лет.

Будучи просветителем по призванию, Беккер в этой работе, в общем, не ставил перед собой цели создать академический труд: скорее «Сказания» — книга для душеполезного чтения. Перед читателем открывается синкретическая картина развития человеческой цивилизации, причем источниками служат не только древние хроники или труды современных автору историков, но равно мифы и литературные памятники. К тому же, Беккер — вполне в духе античных философов — пристрастен: вся древняя история цивилизованного мира представляется ему неуклонным отходом от греческого этического идеала (умеренность, скромность, забота об общем благе), низвержением в пучину изнеженности и развращенности, итогом чему может быть лишь власть дикости и варварства. История, как мы знаем, подчиняется несколько иным законам, но такой прекраснодушный идеализм не может не вызывать симпатии и по сию пору. Самое же ценное — в том, что Беккер сумел обработать и адаптировать огромный материал, из коего соткал цельное полотно, вполне способное дать начальное представление о первых тысячелетиях человеческой истории. И сделал это поистине рукой художника: он не только размышляет над «преданьями старины глубокой», но и спорит с авторитетами древности, не только разворачивает перед читателем панорамы великих сражений и переселений народов, но и выводит типы и характеры, рисует портреты и увлекает авантюрностью приключений. Он не навязывает никому своей историософской концепции, не подчиняет факты какой бы то ни было доктрине — он просто рассказывает истории. Рассказывает Историю.

Жизнеописание же переводчика этой книги достойно многих томов. Мало кто из русских литераторов XIXвека удостоился более разноречивых оценок современников и потомков, нежели Николай Иванович Греч (1787—1867). Сын обрусевшего немца (предки Гретшей происходили из Чехии, откуда, будучи протестантами, вынуждены были спасаться в Германию от преследований католиков), Греч был одним из образованнейших людей своего времени. Основал и редактировал несколько журналов, среди них — «Сына отечества», к сотрудничеству с которым привлек сначала едва ли не всех значимых российских поэтов и писателей начала века, от Державина до Пушкина, а впоследствии — и будущих декабристов. Как педагог-новатор, Греч ввел в России ланкастерскую систему взаимного обучения и занимался образованием солдат, основав Вольное общество учреждения училищ, тесно связанное с Союзом благоденствия. Именно поэтому в самом Грече увидели одного из виновников восстания 1820 г. в Семеновском полку и соответственно его покарали — отстранили от должности директора училищ и установили тайный полицейский надзор. К концу первой четверти века идеалист-вольнодумец и радикальный журналист стал консерватором: к доверию власти вроде бы располагали и реформы первых лет царствования Николая I, в частности — более мягкий цензурный устав, в разработке которого Греч принимал участие. Но Николай Иванович остался одним из самых востребованных журналистов, редакторов и критиков; литературный вкус Греча позволил ему в числе первых критиков высоко оценить множество произведений, вошедших впоследствии в канон русской классики, — от «Горя от ума» до «Героя нашего времени». Его работы по литературоведению и языкознанию тоже во многом стали новыми страницами в теории и практике русской словесности и педагогики. Отметим также, что, принимая столь деятельное участие в литературной жизни, Греч не оставлял государственной службы в министерствах внутренних дел и финансов, а в отставку в чине титулярного советника вышел лишь в год работы над переводом Беккера, в 56 лет.

Скажем прямо: его ставшее притчей во языцех многолетнее партнерство с журналистом и редактором Фаддеем Булгариным, от которого он был финансово зависим, на фоне всех этих (и множества других, в частности — улучшения организации библиотечного дела) достославных свершений, несколько меркнет. Оно, судя по всему, не помешало Пушкину поддерживать с Гречем отношения даже после известной литературной полемики. Друг Державина, Карамзина, Крылова, Гнедича, Вяземского и Грибоедова, знакомец Гёте, Гумбольдта, Талейрана, Гюго и Дюма, не предавший в свое время друзей-декабристов, похоже, даже в выборе книги Беккера для перевода не оставлял надежды на исправление современных ему нравов: уж очень силен демократический пафос этой работы в обстановке российского самодержавия, к середине века набравшего военно-бюрократические обороты и приобретшего черты худших античных тираний.

В общем, история рассудит — если не рассудила уже, — правы были Герцен (ехидничая над Гречем) и Добролюбов (шельмуя его), или же главным для нас должна остаться подвижническая и высокопрофессиональная работа незаметного солдата литературы. Нам же — здесь и сейчас — остается поблагодарить Николая Ивановича за то, что он подарил многим поколениям русских интеллигентов прекрасную книгу Карла Фридриха Беккера, и — перевернуть страницу.