Издательство Додо Пресс: издаем что хотим

Голос Омара

Шаши Мартынова Постоянный букжокей сб, 3 января

Это приказ

"Право писать", Джулия Кэмерон

Есть поразительная разновидность людей, которым я одновременно по-хорошему крепко завидую, у кого осторожно учусь и чьей судьбы иногда опасаюсь. Это люди, которым уперлось. Скэтмену Джону (Джону Полу Ларкину) с тяжелым заиканием уперлось петь и чувствовать себя свободно в устной речи — и ого-го как удалось. Дислексику Эдди Иззарду уперлось быть артистом стэндапа — и ой как получилось. Джулии Кэмерон хотелось писать, и теперь это приказ — не только ей самой, но и всем, до кого она может докричаться.

Я к этому автору имею отношение уже 10 лет: в "Лайвбуке" при мне вышло две ее книги, а вот сейчас — и третья. У Кэмерон увлекательная творческая биография, в которой — благодаря ей же самой — по-моему, не осталось ни единого белого пятна. Кэмерон — удивительная тетка. Я видала тексты самых разных наставников по письму, но мало кто сравнится с Джулией нашей Б. Кэмерон в пылкости желания писать. Желание это, судя и по тому, что она пишет, и по тому, сколько и в скольких жанрах, близко к религиозному.

Джулия Кэмерон носится с писательством, как с писаной, простите, торбой. Это может бесить, вызывать недоумение и восхищать — одновременно. Однако упертые люди владеют неким секретом, который вроде как Полишинеля секрет: чтобы добиться, надо долбиться. Нет, это не закон природы, да, есть масса примеров, когда все легко и просто. Но фокус в том, что упертым людям нравится сам процесс — не меньше результата.

Третью книгу, "Право писать", я редактировала в переводе и потому знаю этот текст как облупленный. Упертая Кэмерон пишет для упертых: ее книги без толку просто читать. По ним надо долбиться. А чего вы хотите? Человек делится тем, на чем сам с наслаждением сожрал стаю собак, диких и одомашненных. Кэмерон — это задачники по письму. "Право писать" — не исключение. И сама я, и много кто еще различает разновидности письма, которых следует, что ли, стесняться: терапевтическое письмо, графомания, письменные экзорцизмы и пр. У Кэмерон же к письму отношение антично-бесстыдное: нет и не может быть в письме ничего неприличного, письмо призвано убить всех зайцев — и научить, и вылечить, и развить, и развлечь, и создать коммерческий продукт, и посягнуть на что-то такое, что, быть может, останется в веках. И благодаря священному огню упертости, нагревающему строки Кэмерон, я не готова с ней спорить ни по одному пункту: цельность — шар из инопланетного плексигласа, который можно только потерять, но никак не разбить. Именно поэтому я не готова даже критиковать ее собственный литературный стиль, пусть он, на мой слух, и небезупречен, что совершенно не важно. Это же практически чревовещание. И я обожаю блаженную императивность ее текстов.

Хотите огня и пламенной, чистой поддержки в словесном творчестве — читайте Кэмерон. Любую книгу.