Восемь тезисов о современной ёп-культуре
"Хедлайнеры. 8 главных артистов и продюсеров России", Александр Кушнир
1. Верить Кушниру не обязательно. Верить Кушниру даже иногда неполезно для здоровья — поговоришь с ним, бывает, и понимаешь, что тебя укачало. Посмотрите на логотип его компании: очкасто-зубастый геликоптер (была такая марка динозавров, мои маленькие читатели) без намека на рессоры и мягкие сиденья, зато с чем-то подозрительно похожим на сопла ионных ускорителей. Верить Кушниру — себе дороже: уболтает так, что мало не покажется. На этом строится весь PR-бизнес, а вы чего ждали?
2. Все истории Кушнира «проходят литературную обработку». Я очень люблю жанр «заливистого трепа» — люблю как потребитель, сам, увы, не преуспел. Kushnir is a natural, что не может не вызывать уважения на грани с истовым поклонением эдакому талантищу. Когда же редактировать текст вербуется другой ас вербального пилотажа — Сергей Геннадьевич Гурьев, патриарх русской прикладной культурологии и, фактически, отец нынешней музыкальной критики, — результат просто-таки вьет мертвые петли. Потому что Геннадьич еще в 80-е делал читабельными самиздатские телеги и прогоны любой степени бредовости, разбрасывая тут и там свои фирменные мелкие хуевинки (видите, я тоже так делаю). Дмитрий Евгеньевич Галковский тогда нервно курил в подвале.
3. За творческим путем Кушнира я стараюсь следить вот уже лет двадцать, и наблюдал из своих дальних своясей практически все его вехи — от младшего члена редколлегии журнала «КонтрКульт'Ура» до великого «спин-доктора» в блестящем галстуке и накрахмаленной сорочке. За всем, правда, с Кушниром не уследишь — это просто физически невозможно. Но личного в моем восприятии «Хедлайнеров» ничего нет: наш последний с Кушниром продолжительный персональный контакт случился на фестивале «Полный гудбай» в Киеве, в 1990 году, когда Кушнир пригласил меня в 8 утра на завтрак в родительскую квартиру. Посреди вполне рок-фестивального рок-фестиваля это… освежало. Само собой, с папой автора я не единственный так знакомился. В книжке про это есть. Видимо, это у Кушнира был такой аттракцион.
4. В «Хедлайнерах» рисуется традиционная схема построения отношений Кушнира и Артиста. Сначала судьба, помимо воли участников, сводит Кушнира с Кем-то. Потом Кушнир придумывает Артиста с нуля, полюбляет его всей душой, жизнь за него кладет, переживает 19 нервных срывов и столько же сердечных приступов. Потом Артист начинает много о себе мнить, выебываться и отказываться от «счастья-всем-даром» в лице Кушнира. Артист и его Пресс-Агент расстаются, градус накала их чувств при этом варьируется непредсказуемо. Этот композиционный прием используется во всех главах «Хедлайнеров», кроме двух. В последней Илья Валерьевич Кормильцев просто взял и умер, не доведя отношения до логического конца.
5. А в первой, как многие уже заметили, явно воспевается «хедлайнер» № 1 — сам Кушнир. Логично же: на обложке заявлено 8 хедлайнеров, а фигурантов всего семь (один мультяшный — некая Глюкоза, — но все равно). Не менее очевидно и то, что, явно не будучи ни артистом, ни продюсером, Кушнир уже столько лет остается при деле. Казалось бы, так не должно быть, ха-ха, но взгляд его ловят, понимая, что все это глупо и странно, новые и новые люди и сущности (см. список клиентов и проектов). На самом деле, все здесь просто: в царстве слепых одноглазый — король… нет, что это я: в нашем очень сложном мире правит очень узкая специализация… черт, опять не то.
6. Во: в нашем очень сложном мире ни хуя уже не правит. У нас — экономика внимания и политэкономия трепа. Иными словами: кто смел, тот и съел. Кушнир большой мальчик, хорошо кушает. Я, упаси боже, не осуждаю — это констатация. Без пресс-поддержки никакой гений сейчас не станет Артистом. Я не говорю, что это плохо и, дескать, раньше (когда? в 60-е в Англии? в 80-е в СССР?) было как-то лучше. Просто сейчас это стало важнее до той степени, когда само зерно таланта становится избыточным, а в поп-музыке продаются не музыка и слова, и даже не сиськи или умение танцевать чечетку на битом стекле, а «уникальное торговое предложение» и «креатив». Иными словами, идет торговля кукурузными фьючерсами. И почему звездой не стать в таком случае брокеру?
7. Наверное, это не очень страшно. У нас больше нет ни героев рок-н-ролла, ни «молодой шпаны», а есть эстрадные певцы и певицы разной степени востребованности. Исключения лишь подтверждают правила, но источник «креатива», как показывает практика, рано или поздно пересыхает. Не удержусь: раньше вот, конечно, бывало проще. Тогда у нас было колесо сансары, сменяли друг друга «культура» и «контркультура», а сейчас наступила на нас полная нирвана, и даже попытки определить — не то что заклеймить — «попсу» как «попсу» выглядят дурно срежиссированным хулиганством и воинствующей неискренностью. Знаете, почему? Потому что не у всех такой пресс-агент, как Кушнир. Ну и все возможные субкультуры, конечно, гомогенизировались донельзя. В царстве слепых… но это я уже, по-моему, говорил.
8. Нам отчасти проще, потому что мы примерно помним — не сожженными алкоголем, не закопченными планом и не заплывшими жиром рудиментами мозга, — кто чего когда-то стоил. Не сколько стоил — чего, это важно. Кому «Аквариум» «Равноденствием» кончился, а кому история величайшей русской группы и ее лидера-орденоносца с этого кособокого плода любви Ленинградского рок-клуба и фирмы «Мелодия» только началась. Бывает, да. Но ведь те, кто придут после нас, — они ведь прочтут книгу, например, Кушнира (если в ней, то есть, для них не окажется «многабукоф») и у них сложится представление (если они, то есть, окажутся способны свести тезу с антитезой), что Максим Фадеев и Илья Кормильцев, Глюкоза и тот же Бе-Ге — фигуры равновеликие. Что Илья Лагутенко и Катя Лель вскопали одинаковые грядки в садике поп-музыки начала XXI столетия. Понимаю, что тут, видимо, дело вкуса, но вот от такого, блядь, безоценочного релятивизма все же неприятный холодок по спине.
А читать «Хедлайнеров» стоит хотя бы потому, что Кушнир излагает очень увлекательно. Заслушаешься. Пусть кто-нибудь попробует сказать, что у них это не семейное — вековых традиций ёп-культурой не перешибешь. Велик соблазн всякий раз толковать букварь заново, пусть Талмуд в итоге и получается гм… несколько постмодернистским.