«Когда Бог говорит "Я Прожит"»

"Сатори в Париже", "Тристесса", Джек Керуак (ожидается в начале 2015-го)

Пересказываешь кому-нибудь Керуака всегда в точности с тем же ощущением, с каким описываешь жизнь и невероятные приключения кого-то из друзей-шалопаев и оболтусов. От этого Керуак, и близко не моего поколения человек, делается практически родственником, хоть и бедовым. Да-да, нам известно, что легкость керуаковского "спонтанного письма", с виду — ну чисто блогерства, — штука обманчивая: Керуак, говорят, чтобы добиться этого эффекта речевого ручья, этой стиховой фонетики, этого журчания, тетешкал слова и так, и эдак, и привольный грохот его телег — тщательно продуманная и исполненная музыка.

Чтение Керуака — разговор с братом, который умиляет, бесит, возмущает, чарует и развлекает одновременно. Он — сама жизнь, безалаберная, очищенная от иллюзий осмысленности и при этом искристая и совершенно достойная разглядывания. "Сатори в Париже" — балаболистый путевой дневник более-менее бесцельных шляний нашего братца Джека по северу Франции, как обычно без всяких усилий примирение буддизма и католицизма в отдельно взятом человеке, мальчишеские национальные обобщения, синусоиды настроений изо дня в день и полное бытовое бесстрашие. "Тристесса" — куда более мучительный и грустный вздох, посвященный нищенской Мексике и женщинам.

Керуак — прекрасный пример того, как автор не хочет нам ничего сказать, он хочет поговорить. Не подстраиваясь под собеседника, не защищаясь, не пытаясь выглядеть неуязвимым, шибко умным или наоборот делано наивным. У Керуака, мне кажется, нет приемов — он сам весь целиком есть литературный прием, вся жизнь — один сплошной прием. Ричард Хьюго в одной своей статье подарил мне восхитительный образ — to live amateurishly, "жить по-любительски". Керуак — профессионал любительской жизни. Для меня это и есть вершина бесшабашности и дарения — живя так и записывая это, он принес этот жизнелитературный метод нам в дар. Хотите — берите, не хотите — как хотите.