Разновидность безупречности, для разрядки обстановки
"Сантехник, его кот, жена и другие подробности", Слава Сэ
Поколебавшись между Блейком и Славой Сэ выбрала сантехника. Потому что сейчас нам необходимо по утрам не только чистить зубы, умываться, заходить в тубзик, но и сразу следом ржать по 1,5 минуты — в целях профилактики умственного и психического здоровья. Далее можно продолжать день традиционно, т.е. жить жизнь, повышать носкость себя-колбасы, ошалело поглощать центнеры попкорна, глядючи на номера в нашем оруэлловском шапито и вдыхать неповторимую смесь газов "цайтгайст", чтобы много позже в разных ситуациях можно было со знанием дела говорить "Тю! Вдыхали мы таки-и-и-ие цайтгайсты, по сравнению с которым этот...".
Так вот. "Сантехник..." вышел летом 2010 года, и вокруг него случилась острая нескольконедельная истерика, памятная старикам "Додо", потому что в таких количествах и с такой скоростью у нас выносили мало что за историю существования. Жанр бумажного ЖЖ лично мне дорог и мил, потому что книгу мне читать не в пример удобнее и слаще, чем монитор, и к тому же добрые редакторы, готовя тексты к публикации, обустраивают их для чтения подряд без всяких отвлекающих панелек, кнопочек, чужих комментариев и прочих неизбежных рюшей блогосферы. "Сантехник..." — житейские записи латышского блогера Славы Сэ. Я уже сообщала, как высоко я ценю смешное, сделанное сразу по-русски, потому что а) его исчезающе мало (и это предмет отдельной развернутой спекулятивной телеги о "загадочной русской душе" (тм), в которую я вас втаскивать не планирую), б) я дорожу тем немногим смешным, что с телеги о "загадочной русской душе" (тм) упало и развлекает меня. В целом, развлекаться об чтение (а не совать голову в ментальную точилку в виде книги, что я склонна делать 90% читательского времени) для меня означает "ржать над текстом".
Слава Сэ — гений, вот что хочу я сказать. Разновидность безупречности по части подачи смешного на современном русском языке и материале. И зрения на смешное. Есть у нас еще Дима Горчев (сейчас уже — только в виде текстов, увы), Лора Белоиван (и в текстуальной, и в телесной фасовке, пусть ей будет сто лет здорового румянца), Рома Воронежский и Андрей Кнышев — и, пожалуй, всё. Но Рома не писатель, говоря строго, Кнышев — тоже. Классику не трогаем (даже МихалМихалыча Жванецкого), с ней и так все понятно. Берем последние лет тридцать. И в этом временном слое Славин гений — другой, чем у Димы или у Лоры — по-прежнему делает мне смешно. А! Есть еще Лео Каганов и Евгений Шестаков, но Лео я читала мало, Шестакова еще меньше — оба раза потому, что это мне не очень смешно.
Цитат не будет — мне придется перетащить сюда все триста с небольшим страниц этой некрупной книги. Но вы все же поприкладывайте ее к голове. Там улучшится.