Дела семейные

Тексты сестер Наппельбаум

В написанных в 1928 году «Циниках» Анатолия Мариенгофа, ближе к трагическому финалу, главный герой, альтер эго автора, говорит своей жене Ольге: «Снимайтесь в кино». А она отвечает: «Я предпочитаю хорошо сниматься в фотографии у Hапельбаума, чем плохо у Пудовкина». Моисей Наппельбаум – этот тот человек, по фотографиям которого мы представляем «серебряный век». Большинство самых известных фотографий поэтов, писателей и вообще людей, которые так или иначе определяли российскую культуру первой трети ХХ века, принадлежат именно ему. А еще у него были удивительные дочери, о которых я сегодня и хочу сказать два слова. И да простят меня редакторы этого сайта, потому что я не знаю, чем они будут иллюстрировать этот текст.

Короче говоря, было у Моисея Наппельбаума несколько дочерей, про каждую из которых стоило бы написать книгу. Вместо этого есть редкие книги стихов и грозящее забвение. Стихи, между тем, прекрасные, и будет обидно, если вы о них просто не узнаете.

Наверное, наиболее известна Ида Наппельбаум (1900–1992) – благословленная Николаем Гумилевым поэтесса, всю жизнь прожившая в Ленинграде. Ее первая книга, «Мой дом», была издана в 1927 году, и она мне нравится больше всех. Впрочем, ее стихи выходили книгами всего лишь еще дважды – в 1990-м («Отдаю долги») и в 1993-м («Я ухожу»). У нее, как и у ее сестер, была удивительная судьба – Ида оставила прекрасную книгу воспоминаний «Угол отражения», где рассказала и о встречах с Гумилевым, и о фотомастерской отца, и о сталинских лагерях, которые ей довелось пройти. А вот вам маленькое стихотворение из первой книги Иды:

Рук не хватает, трепещущих рук,

В звездное небо вбивают крюк.

Город не слышит, город спит,

Рядом топор стучит, стучит.

Город не знает, город влюблен,

Снами и страстью весь напоен.

Раз – вколотила, два – укрепила,

Три – раскачала канат.

В скользкую петлю горло вложила

Девушка – и оттолкнулась назад.

Небо, как небо, луна, как пятно.

Больше ни слез и ни мук.

Лишь над Невою в чье-то окно

Мертвый стучит каблук.

Еще одна сестра – Фредерика Наппельбаум (1901-1958), звезда гумилевской «Звучащей раковины», соученица Константина Вагинова, в конце 1920-х уехала в Москву, где работала в студии отца. Она писала мало и не собиралась издавать свои тексты – большинство были опубликованы лишь в скромном сборничке «Стихи» в 1990-е. И еще была крошечная книжка, изданная в 1926 году мизерным тиражом, и – все. Фредерика умерла в 1958 году, в один день с отцом. А вот ее стихотворение, датированное 1923 годом:

Мне дорого воспоминанье
Пустынных и прекрасных дней,
Когда огромное сиянье
Стояло над страной моей.
Когда ожившими рядами,
Вдоль улиц гулких и пустых,
Вздымались здания, и камень,
Как пламя, пел горячий стих.
И – жизни новое биенье –
По глади водного стекла
Прошли мгновенным отраженьем
Два огневеющих крыла.
И этой зыбкою чертою
Уже навек отделены
От душной сладости, какою
Бывали здесь упоены,
Мы слышим тихое бряцанье
В пыли распавшихся веков,
Мы смотрим в черное сиянье
Еще незримых берегов.

Самая младшая сестра – Лиля (Рахиль) Наппельбаум (1916–1988), тоже переехала в Москву и всю жизнь работала в библиотеке Союза писателей. У нее вышли две книжки стихов – «Студеных озер зеркала» (1972) и «Звездный бульвар» (1981), третью книгу она подготовила незадолго до смерти, но эта книга так и не вышла. А вот стихотворение:

Очерк окраин резок и груб.
Под небом северным, небом седым
На пьедесталах высоких труб
Белый дым, серый дым, черный дым.

Простерлись до самой Ладоги,
На конусах рея кирпичных.
Всеми цветами радуги
Дымы заводские, фабричные.

Это красочный пенный буран
Во вздыбленном ветром краю,
Это флаги различных стран,
Вставшие в общем строю.

И мне не забыть никогда о том,
Как реял над миром моим молодым,
Взволнованным миром, где первый мой дом, -
Синий дым, желтый дым и даже оранжевый дым.

Ольга Грудцова, урожденная Наппельбаум (1905–1982), стихов не писала – она стала критиком и литературоведом. И оставила после себя прекрасную и очень грустную книгу воспоминаний «Довольно, я больше не играю…»: «Но вся моя долгая жизнь, вероятно, уместится в одной небольшой книге. Это естественно, ведь я отбираю то, что пронзило, оставило глубокий след, сыграло роль в моей судьбе, остальное отметаю – будто его не существовало…»

Такая удивительная, уникальная семья. Семья, о которой можно написать книгу.