V значит V значит V

Томас Пинчон, "V."

Зная, что тебя ожидает головоломка, с самого начала вступаешь в игру внимательный, наготове, пристально выискивая, за какой хвостик потянуть, чтобы распутать узел. Спойлер: чтобы распутать — ни за какой. Но несколько нитей большей или меньшей степени извилистости проведут читателя каждая собственным затейливым путем. Держитесь крепко.

Очень скоро мне стало казаться, что в тексте нужно следить за увлекательными приключениями понятий одушевленности/неодушевленности, потому что слова эти встревают подозрительно часто. Оказалось, правда: умные комментаторы даже посчитали, что слов с этим корнем в романе около шестидесяти.

Мы имеем:

— одушевленного йо-йо, который не ищет в мире никакого смысла;

— его противоположность; и Квест по поиску Грааля с целью, по возможности, никогда его не найти, но продолжать питаться ощущением одушевленности, которое этот Квест дарит;

— женщину с титульным инициалом — Грааль наоборот, чья неодушевленность постепенно воплощается в ее теле, пока не оканчивается полной деконструкцией (причем ценными оказываются только искуственные ее составляющие);

— путешественника в поисках одушевленного места; он нашел только Ничто, облаченное в татуированную кожу, — и никогда не смог оттуда выбраться;

— священника, спустившегося в недра нью-йоркской канализации, чтобы спасти души тамошних крыс, которые, похоже, наследуют землю;

— поэта, вынужденного жить в мире вещей, которые просто есть, но видящего своей функцией — одушевлять их;

— неодушевленную девочку-танцовщицу; рабыню, лишенную души насильно; одушевленных манекенов;

— пластического хирурга, желающего привести тело своей женщины в эстетическое соответствие ее прекрасной душе;

— и так дальше, и дальше.

Начало XX века; колонизация как изнасилование. Секрет неудачливого путешественника из списка — будучи колонизатором, он не может найти место, в котором обитала бы душа. Он сам — агент истребления души, куда бы он ни пришел, там будет Ничто, потому что он носит его с собой.

Мир распадается, и страшные силы направлены на то, чтобы искуственно удержать вместе фрагменты, но нам этого не светит. Противостояние человека и механизма, оно же слияние человека и механизма; неестественность использования человека как предмета и неестественность придания миру объектов человеческих черт — и амбивалентность этих процессов.

Томас Пинчон раз за разом разворачивает нам мир, который не имеет законов и смысла, пока персонажи не наделят его таковыми.

После этого мир закручивается вокруг персонажа по созданным им самим правилам. И удушает. Однако это само по себе победа. Потому что все, чего ему на самом деле было нужно — убедиться, что правила игры существуют. Их нет, никаких внешних правил нет, «в жизни этой больше случайности, чем человек может за всю жизнь признать и не сойти с ума».

Но вместе со всем этим мне, читателю, сам Пинчон как раз создает сложно устроенное, продуманное, многоплановое пространство текста, в котором правила совершенно определенно есть, в котором автор играет осмысленно, в котором можно собирать паззлы в любом порядке, разгадывать шифры и строить теории, полагаясь на то, что, даже если ты не приблизишься к разгадке, ты хотя бы благословенно знаешь, что загадка была.
А вот V. может значить что угодно.