Издательство Додо Пресс: издаем что хотим

Голос Омара

Шаши Мартынова Постоянный букжокей сб, 25 октября

Тексты тишины

"Норвежский лес", Харуки Мураками

Еще один способ говорить, которым хотелось бы овладеть. Мураками.

Я читала всего три его книги, т.е. совсем не всё и даже не пол-всё. И "Норвежский лес" не имеет по сюжету ничего общего, скажем, с фильмом "Касабланка". Но люблю я эти два события за одно и то же: за наполненную тишину позади произносимого. Не многозначительную, нет. Многозначительность — в моих определениях — это некоторое множество значений. Но их можно перечесть и сформулировать. А полнота — это такая неисчислимая штука. Не имеющая множественного числа. Цельный монокристалл, в котором калейдоскоп и чудеса, все перетекает друг в друга, границ нет, а есть всамделишная нераздельность всего.

"Норвежский лес" не сводится к сумме приемов. Рецепт "берем много ничего по отдельности не значащих мелочей, быта, мелкой моторики, всякой словесной сиюминутности и получаем сложную задумчивость" не работает. Прекрасные тексты — как и люди — всегда больше арифметической суммы своих частей.

С виду "Норвежский лес" — переплетение юношеских влюбленностей, психованностей и самоубийств на фоне студенческих беспорядков и брожения 1960-х. Каждый персонаж так или иначе поцелован смертью. Каждому есть кого оплакивать — каждый день, каждую минуту. И скажи я, что в этом и есть "японская нормальность" — обыденность сознания смертности, мгновенности жизни, и что отсутствие в этом свойственной западной литературе драмы и есть особенность вообще всего японского, — вышло бы дурацкое упрощение и уплощение. С этим ваби-саби надо родиться, и поэтому мы все навсегда, хоть ты тресни, останемся гайдзинами.

Здесь много секса — откровенного, прямо обсказанного, выраженного, прочерченного. И опять — нет тут этого нашего драматического надрыва и горечи околосмертных экстатических судорог. Как нет, впрочем, и ледяной механики. Ветер в соснах и море тут. И никакой ложной многозначительности.

Здесь все страшно хрупкие, как птички-оригами. Они падают и бьются, как хрустальные шары. Не как кубики Рубика — на понятные детали. А на неправильные острые осколки. И про боль здесь не скажешь "страшно", "ужасно", "остро". Она тут как дождь или как ветер. Или как солнцепек. Пришла. Есть.

Здесь мало кто умер своей смертью, в основном все убили себя сами. Нам иногда немножко говорят, почему (может быть). Автор, скажи нам, что ты все знаешь, но не скажешь! Нет, не скажет, что не скажет. Тогда мы сами придумаем, мы много читали западных драм! Ну валяйте, придумывайте. Но лучше б просто прочесть, как слушают музыку. Норвежский лес.