Поля, имеющие своим квантом рыжего карлика в похоронном костюме

"За миллиард лет до конца света", А. и Б. Стругацкие

Не знаю, какая повесть братьев Стругацких любимая у вас... Ну хорошо: какая любимая у меня, я тоже не знаю. Но в последнее время я постоянно возвращаюсь мыслями к «За миллиард лет...». 

Есть какое-то совершенно убийственное обаяние в том, что Гомеостатическое Мироздание, стремясь сохранить свою интактность и предотвратить научные открытия, которые со временем приведут к катастрофе, подкидывает злосчастным ученым лифчики. Вся вот эта драматически блестящая, бурлесковая суета с томной соблазнительницей Лидочкой, ложными обвинениями в убийстве, странным пятилетним мальчиком, стайным нашествием любовниц, пугающими телеграммами и, в общем, какой-то совершенной вообще околесицей обстоятельств, причудливый, саднящий абсурд которых все нарастает, нарастает, чтобы разрешиться догадкой: все это делают с нами, чтобы мы отказались от своей научной работы. Как в том анекдоте про "смысл жизни — передать солонку", только оказалось, что та солонка когда-нибудь через миллиард лет уничтожит бытие.

У Роберта Шекли есть рассказ "Три смерти Бена Бакстера", где, в некотором смысле, разрабатывается тот же сюжет с обратной стороны: человечество будущего, на грани экологической катастрофы, отправляет три специальные группы в прошлое, чтобы предотвратить смерть одного-единственного почти случайного человека — установили, что именно после этого поворотного события в истории все пошло не так. И тоже им приходится придумывать дурацкие заговоры, подстраивать судьбоносные разговоры, подкупать и соблазнять — но как-то вот у них ничего не выходит. Человеческий фактор.

У Стругацких же самое интересное в том, что через лифчики, карликов и внебрачных детей выражает себя безличностная иммунная система Мироздания, которая пытается так угловато, неловко выйти на человеческий уровень. Обычно это самый интересный кусок — когда странное и пугающее неведомое врывается в повседневную реальность и метастазирует какой-нибудь феерической ерундой. Эта ерунда вскрывается огромной, оглушительной беспощадностью ситуации. Откажись от смысла и цели своей жизни, диктует не кто-нибудь, сама Природа. 

Есть что-то неуловимо разочаровывающее в том, что эта повесть, как докладывает нам «Комментарий к пройденному» Бориса Стругацкого, имеет совершенно конкретный политический подтекст. А именно «дело Хейфеца», по которому Борис Натанович тогда проходил свидетелем. И, мол, у каждого персонажа прототипом — реальный человек, и история эта, столкновения человека и неодолимых непонятных сил, которые ставят тебя перед жестоким выбором, — история на самом деле снова о столкновении с властью. (Не сказать, чтобы она перестала быть актуальной.) И о том выборе, который ты в каждый такой момент совершаешь, оказываясь на шажок ближе или на шажок дальше от того, что значит быть человеком. Впрочем, что только это не значит. Отказываясь от предназначения из-за возможных последствий, ты дальше или ближе? Цитируя Джона Апдайка опять по Борису Стругацкому, "если у тебя хватит пороху быть самим собой, то расплачиваться за тебя будут другие." 

Но нет уже совершенно ничего загадочного в том, что квант слепого защитного противодействия системы обретает форму рыжего карлика в похоронном костюме, нам ли незнакомы эти карлики, — и это немножко жалко.