Девяностые… Ска-азка…
"Подобно тысяче громов", "Гроб хрустальный: версия 2.0", "Серенький волчок", Сергей Кузнецов
Не то чтобы время появилось читать просто так, для души, но иногда бывает условная пауза, когда в мою сторону приходят книги, которых по каким-то причинам нельзя не прочесть. Так получилось с московской трилогией Сергея Кузнецова. Я преданно дождался первой-последней книги и начал сначала и последовательно. Так лучше всего, по-моему. В прежние версии двух первых заглядывал когда-то, но не вникал. И правильно, потому что сейчас получилась единая цельная книга, и лучше ее таковой и воспринимать.
Потому что трилогия закручивает и сотрясает (мозги). Подспудная ее эпохальность — предмет разбора будущими литературоведами, историками и культурологами, но даже после первого вхождения в книгу на людей в мск.ру смотреть старыми глазами невозможно. Может, оттого, что я по-прежнему new kid in town, может, потому что метро — не лучшее место для такого чтения. И вместе с тем трилогия не только московская — мои 90-е прошли на другом краю континента, где было свое веселье, а под конец я вообще оказался в числе выживших и переживших, но все равно — реалии узнаваемы, от мелкобытовых до глобальнопсихических. Я не могу сказать, что это моя книга, но она, без сомнения, наша.
…Тыкаю в клавиши и ловлю себя на том, что у книги есть опасность быть постоянно сопоставляемой с реальностью, с собственными читательскими ощущениями-воспоминаниями («Я была на той вечеринке у Петлюры», — сказала мне как-то коллега; я восстанавливал в голове расположение квартиры в Калашном, где был один раз примерно в период описываемых событий, а многие наверняка припоминали, что делали в день, когда отключили банкоматы). Это неизбежно, потому что слишком близко, потому что автор пошел по опасной грани «современности» или «близкой истории». Но и проверку временем она пройдет, я в этом уверен. «Московская сага» Аксенова (очевидная параллель) пройдет вряд ли (хотя бы потому, что хуже написана), а вот эта книга выживет. (Про Юзефовича не знаю, надо изучить вопрос.)
Кузнецову удалось, на мой взгляд, то, что хорошо получается у британских писателей: растворение авторского себя в сюжете, в чужих историях. Т.е. он, конечно, морализатор, но такой правильный морализатор, не давит. И в язвах (что, как мы знаем, любимое занятие почти всех уважающих себя русских писателей с 60-х годов прошлого века по сию пору) не ковыряется. Просто рассказывает истории, которые сшиваются в полотно, оно окутывает читателя, прирастает второй кожей, дает второе зрение. Это ведь великое умение — просто рассказывать истории. А узнаваемость — ну вот пока этот крючок работает так, а через 10 лет восприниматься все будет иначе, себя читатель будет ассоциировать с чем-то другим в тексте (если автор его опять не перепишет, мырг-мырг).
В смысле опорных сигналов для любопытствующих скажу только, что мне это больше всего напомнило романы Джонатана Коу (которого автор, похоже, по ходу работы не читал) — «Какое надувательство!» по духу и «Клуб ракалий» по грандиозности замысла. Пока вот так. Но через десять лет я к этой книге еще вернусь.