Издательство Додо Пресс: издаем что хотим

Голос Омара

Стас Жицкий Постоянный букжокей пн, 2 июня

Роман как дом родной

"Дом и корабль", Александр Крон

Нынешнему молодому читателю (если таковой вообще покуда водится) писатель Крон вряд ли известен (впрочем, похожими словами я начинаю каждый второй рассказ о букинизмах), а читателю более преклонных годов писатель Крон был известен, скорее всего, тремя своими книгами: повестью “Капитан дальнего плавания” – довольно плоской, хоть и про героического человека – подводника Александра Маринеско; очень хорошим, хоть и достаточно типичным для своего времени романом из жизни ученого – “Бессонница” – и вот этой вот прекрасной книжкой: “Дом и корабль”. Хотя, подозреваю, неофициально она могла быть не очень высоко оценена в 1964 году, когда в моде среди тогдашних высоколобых эстетов были несколько иные темы – типа “физиков-лириков” (читай роман “Бессонница”).

А тут тема – война и ее повседневный быт. Начало блокады Ленинграда. Корабль с командой намертво привязан к стоянке, рядом – город, где живут  люди, оставшиеся в кольце. Люди с корабля и горожане волей-неволей общаются. Все люди – разные: интеллигентные и не особенно, хорошие и так просто, с характером и без него, героические и не очень...

Но я даже не про героизм блокадников тут хочу сказать – про героизм другие книги написаны, которые как раз на него больше упирают. Я хочу сказать, что в книге есть другое, совершенно не привязанное к ситуации качество и свойство: книга заставляет читателя вжиться в ситуацию – ну, как нынче, к примеру, заставляют это сделать телесериалы – когда ну невозможно не узнать, а что ж там с Марьиванной-то дальше случилось: с кем она поссорилась, с кем помирилась, а кого – навеки прокляла, несмотря на то, что этот проклятый, вроде бы, был ей почти как родной.

Только это свойство-качество в книжке – как-то поблагородней выглядит, без малейшей примеси пошлости. И, в отличие от сериалов, тут почти нет эпизодических “ролей” – а это характерно, скорее, для литературы не ХХ, а ХIХ века – каждый, каждый тщательно и метко описан! И куда деваться читателю – они поневоле погружается в многоплановую, крайне подробно описанную жизнь многочисленных героев и начинается то, что, скорее, не филологи, а психологи называют эмпатией – то есть, сопереживание, сопроживание всех жизненных мелкостей и крупностей, через которые проходят герои – и бытовых, и эмоциональных. А много ли, скажите, вы сегодня таких книжек найдете, где автор заставит вас поверить, что все, что он сочинил – оно, если и не взаправду, то как минимум почти что?..