То, что остается с нами

"Из вихря и луны", Вечеслав Казакевич

Того, что творилось под носом,
презрительно не замечал,
с потухшею папиросой
о будущем только мечтал.

Там девушки ждали с букетами,
стихи налетали, как шквал,
и Пушкин с друзьями-поэтами
со звезд благосклонно кивал.

Пусть жизнь, будто дерево, треснула,
о будущем стану мечтать!
Ведь сколько еще интересного:
спиваться, стареть, умирать.

Может показаться странным, но книжки читать даже в последнее время удается. И так вышло, что если проза читается как-то наобум по буеракам, то с поэзией выходит более разборчиво. В чем, надо сказать, мое великое читательское счастье, ибо поэтические книги сами собой выстраиваются неким значимым пунктиром, который поддерживает во мне, видимо, какой-то, извините за банальность, огонек, не дающий сказать миру «fuck it all». Попробую вкратце поделиться радостью.

Когда в очередной раз обретаешь под ногами почву — это всегда как-то правильно и странно, вплоть до головокружения. С каждой книжкой Вечеслава Казакевича, все как-то встает на свои места. Потому что Казакевич — это правильно, как мало что сейчас есть. От него сразу и плакать, и смеяться хочется. Это красиво. Это правда. Редко такое бывает. Всякий раз.

Голос его негромок и полон отзвуков, он лукав и горек, но прежде всего он — добр. И очень естественен — как дыхание. Это потому, что Вечеслав Казакевич не «пишет», не «сочиняет», не принимает позы и не демонстрирует технику, приемы или что еще там свойственно «поетам». Он так дышит.

Стихи Казакевича всегда было хорошо читать, когда в окружающей наружности все скверно и гадко, как уже бывало не раз за последний десяток лет. Но даже безотносительно к окружающей нас реальности тексты его еще и политичны. Такой редкий поэтический голос был у Ивана Елагина, а ведь он тоже не речевки для баррикад сочинял. Политика — она не в телевизоре, не в ленте новостей и даже не на улицах далеких городов. Она у каждого мыслящего человека внутри, она складывается из душевных, иногда потаенных, иногда даже неосознанных микроскопических решений и ответов на простые вопросы: кто я, что я, где и с кем. Каков я был и каков я стал? Как быть? Что я могу сделать?

Каждый сборник его — цельное лирическое высказывание, элегическое и безжалостно-честное к себе и окружающему. Стихи Казакевича — как хайку, только ближе. Они даруют силу и внутреннее дзэнское спокойствие. Такое вот утешение поэзией, хотя Казакевич отнюдь не артист разговорного жанра, не наставник, не гуру: не брал он на себя таких обязательств, и ожидать от него конденсированной мудрости было бы, как минимум, наивно. Это не его работа — он стихи пишет. А чему они нас учат, зависит только от нас.

Ведь говорила же нам когда-то Фрэнни, да? «Если ты поэт, ты делаешь что-то красивое. То есть, должен, наверное, оставить что-то красивое, когда сойдешь со страницы и все такое. А те, о ком ты говоришь, не оставляют ничего, ничегошеньки красивого. Те, кто чуточку получше, может, и забираются как-то тебе в голову и там что-то оставляют, — но лишь потому, что они так делают, лишь потому, что они умеют оставлять что-то, это ж не обязательно стихи, господи боже. Это может быть просто какой-нибудь увлекательный синтаксический помет…»